ВОЛКИ: Братство порока
Шрифт:
Некоторое время девушка не ела вообще, потом начала спускаться на кухню – в основном ночью. Ступала тихо, боясь встретить кого-то из соседок или их гостей. Аппетита не было, поэтому Тиль только пила кофе – чем крепче, тем лучше. И без сахара, чтобы от горечи вязало во рту. Ей хотелось сделать себе больнее, чтобы ощутить, что она все еще жива и может чувствовать.
Возвращаясь в свою комнату, она неизменно запиралась и залезала под одеяло. В мире не было ни единого человека, которому она бы могла рассказать о произошедшем, не боясь остаться непонятой. Она осталась один на один со своей бедой, и от этого ей делалось еще страшнее.
Временами Тиль жалела, что так и не обратилась
Засыпая, она слышала свой крик. Просыпалась в поту и тряслась, прислушиваясь к тишине. Затем включала свет и долго рисовала. Мертвое дерево с ветвями похожими на крючковатые пальцы старухи. Длинноволосую Агнес, идущую меж склепов по кладбищу и ветер, путающийся в подоле ее светлого платья. Темноволосого парня с лицом, на котором, как на карте, по шрамам и мелким белесым рубцам можно было изучать историю его жизни.
Тиль рисовала до изнеможения и отключалась прямо в ворохе изрисованных бумаг. Просыпалась со следами угольной пыли на лице и руках, пробиралась в ванную, когда все уходили на занятия, и долго сидела под прохладной водой, надеясь, что та заберет ее страхи. Но оцепенение не проходило. Кто-то невидимый словно держал ее за горло, вытягивая все последние силы.
Нужно было возвращаться к жизни. Нужно было привести себя в порядок и пойти на лекции. Нужно было сделать вид, что ничего не произошло, и продолжить жить. Но как она могла это сделать, если ощущала себя мертвой изнутри? Вместо нее осталась лишь тень. Пустая оболочка.
А тот, кто растоптал ее, наверное, жил, как ни в чем не бывало. Ходил по улицам Флодберга, улыбался прохожим. Нет, их было несколько – напоминала она себе. Как минимум, трое. И ей следовало остерегаться, ведь они знали Тиль в лицо в отличие от нее.
В один из дней – может, на третий день или на четвертый, она вдруг вспомнила кое-что еще. Очень важное.
Когда все закончилось, стало очень тихо. Они вышли. Но рядом кто-то был. Тиль слышала его дыхание. Он подошел к ней. Очень медленно, словно не решаясь потревожить. Она сидела на коленях, привалившись к стене.
– Я принес тебе попить. – Произнес он, поправив ей волосы.
Тиль надеялась, что повязка сдвинется, и она увидит хоть часть его лица, но перед глазами по-прежнему было темно. Девушка сделала глоток. Ее зубы стучали о край стакана так громко, что хотелось скорее это прекратить, к черту жажду.
– Отпусти меня, пожалуйста. – Тихо прошептала она.
Он молчал, но не говорил нет. Ее руки как будто были скованы, она не могла ими пошевелить.
Тиль чувствовала, что этот, третий, не такой, как те двое. Он словно невольный участник зверства. Возможно, если у него есть сердце, он поможет ей сбежать.
– Я никому не скажу. – Выдохнула девушка. – Никто не узнает. Обещаю.
Он подошел ближе и замер. Она почти физически ощущала его замешательство. Это ее единственный шанс, пока те двое не вернулись.
– Пожалуйста. – Хрипло повторила Тиль, вглядываясь в темноту.
Третий не ответил. Она ощутила, как он коснулся ее запястий.
– Я обещаю, что никому не скажу. – Произнесла Тиль.
Он мешкал еще пару секунд, словно борясь с собой, а затем она почувствовала, что может двигаться. В памяти не остался тот момент, когда Тиль покидала это страшное место. Осознание того, что ей удалось вырваться, пришло намного позже. Сначала она не позволяла себе останавливаться, опасаясь погони, а когда
Он сжалился над ней и отпустил. Это его не оправдывало, третий все еще был соучастником зверства. Но это заставило ее задуматься кое о чем.
«Когда-то мне очень хотелось понять тебя. – Написала она в дневнике. – Мне хотелось быть к тебе ближе. В одной из статей я вычитала, что по статистике лишь небольшой процент людей может переступить через боль прошлого и жить дальше. В основном, дальнейшая судьба жертв насилия идет по одному из двух путей: либо человек становится замкнутым, недоверчивым и осторожным, либо уходит в другую крайность под названием „сексуальная активность“. Спит с кем попало, чтобы доказать себе свою нормальность и вернуть ощущения контроля над своим телом.
К сожалению, я не знаю, какой из двух вариантов выбрала ты. Но сейчас этот вопрос встал передо мной. Мне хочется верить, что во мне достаточно сил, чтобы не стать ни шлюхой, ни жертвой. Я не собираюсь ни прощать, ни мириться с судьбой. Я не верю в теорию заложенных в нас программ. Никто не заслуживает быть униженным, растерзанным и уничтоженным.
И я не буду.
Теперь у меня появилась цель, и она поведет меня вперед.
Тьма не может поглотить охотника, ведь он сам является тьмой. Отныне это моя суть. Я – зло, которое желает жертву так сильно, что готово разорвать ее руками только ради того, чтобы обладать по-настоящему, не спрашивая разрешения. Я – хищник, а они – еда. И им придется за все ответить».
Тиль закрыла дневник и выдохнула. Ей все еще было страшно и больно, но теперь это придавало ей сил. Она не будет бояться, на охоте нет места этому чувству.
Глава 14
– Господи, Тиль, где ты пропадала все это время?! – Малин словно поджидала ее возле ванной утром.
Та подняла на нее взгляд и нацепила на лицо уверенную улыбку.
– Жуткий грипп. Боялась заразить вас. Нечего было шляться по набережной, там жуткий ветрина. – Она прошла в ванную комнату. – Но теперь все уже позади.
– Ого. – С интересом оглядела ее соседка. – Хорошо, что ты… выздоровела.
– Кстати. – Тиль выглянула из ванной. – Подождешь меня? Пойдем вместе на лекции.
– Да. – Замотала головой Малин. – Да!
Приняв душ, Тиль долго рассматривала себя в зеркало. Она по очереди примеряла маски, выбирая подходящую. Нужно было загнать все чувства глубоко под кожу, чтобы никто о них не догадался. Улыбка добавляла внешности беззаботности, но с глазами ничего не удавалось поделать. Глаза никогда не врут. Из них невозможно стереть печаль, боль и горечь обиды. В них навсегда остается отпечаток опыта.
И сейчас из зеркала на нее смотрела юная девушка с глазами старухи.
Что ж, придется компенсировать актерской игрой, в которой она, к слову, никогда не была сильна.
Убрав волосы в гладкий аккуратный хвост, Тиль слегка подкрасила губы. Маленькие серьги-кольца с крохотной жемчужинкой на ободке делали образ сдержанным, но утонченным. Заправив край белой шелковой блузы в серые шерстяные брюки-палаццо, она покрутилась у зеркала и затянула потуже кожаный ремень.
Надо же, как быстро она стала похожа на всех этих богатеев из Варстада, для которых стиль был важнее образования. Повязав на шею шарфик с эмблемой университета, Тиль надела пиджак и взяла в руки учебник с тетрадями. По ее спине пробежали мурашки. Ей пришлось сделать вдох, а затем глубокий выдох, чтобы вновь натянуть на лицо улыбку.