Волки Кальи
Шрифт:
Роланд застыл, не зная, как поступить. Но быстро принял очевидное решение. Он не мог разбудить Эдии и Джейка во время Прыжка, слишком велик был риск. А вот за Сюзанной пойти мог, он это уже не раз проделывал, идти и надеяться, что она не попадет в беду.
«Ты также можешь и поразмыслить, что вскорости произойдет, — услышал он сухой, лекторский голос Ванни. Вернувшись, старый учитель решил какое-то время побыть с учеником. — Рассудительность никогда не была твоей сильной стороной, но тем не менее ты должен прикинуть, что к чему. Ты, разумеется, захочешь подождать, пока твои преследователи сами не дадут о себе знать, пока ты не поймешь, что им нужно, но в конце концов,
Да уж, раньше всегда лучше, чем позже.
Треск — резкий, громкий. Эдди и Джейк вернулись, Джейк лежал, обняв Ыша, и тут же исчезли вновь, оставив после себя едва заметное мерцание. Ну и ладно. Его дело — приглядывать за Сюзанной. Что же касается Эдди и Джейка, все в руках Божьих.
Допустим, ты вернешься, а их не будет? Такое случается, Ванни об этом говорил. И что ты скажешь ей, когда она проснется и увидит, что они исчезли, ее муж и приемный сын?
Ответы на эти вопросы он мог поискать и потом. На тот момент его больше всего занимала Сюзанна, безопасность Сюзанны.
На северной стороне дороги огромные многовековые деревья росли на достаточно большом расстоянии друг от друга. Их ветви зачастую переплетались, но на земле места для проезда кресла-каталки хватало с лихвой, и Сюзанна развила приличную скорость, лавируя между неохватными стволами, катясь вниз по склону по пружинящему ковру из опавшей листвы и хвои.
Не Сюзанна. Не Детта или Одетта. Эта женщина называет себя Миа.
Роланд не стал бы возражать, назови она себя и Королевой Зеленых Дней, при условии, что она вернулась целой и невредимой, а те двое, оставшиеся у костра, никуда не делись.
Роланд уловил запах более свежей зелени, камышей и водорослей. Вместе с ним пришел запах тины, кваканье лягушек, уханье совы, плеск воды, словно кто-то в нее прыгнул. За плеском последовал пронзительный предсмертный крик. Кто-то умер, то ли прыгун, то ли тот, на кого прыгнули. Появились кусты, сначала единичные, потом заросли. Над головой кроны деревьев слились, отсекая затянутое облаками небо. В воздухе жужжали комары и мошки. Болотные запахи все усиливались.
На ковре из опавшей листвы и хвои колеса кресла-каталки практически не оставляли следов, но по мере появления кустарника Роланд то тут, то там замечал сломанную ветку или сорванный лист. Земля становилась все мягче, и колеса уже продавливали в ней колею. Еще через двадцать шагов колея начала заполняться водой. Но Миа все замечала, определенно не хотела застрять, а потому еще через двадцать шагов он наткнулся на пустую коляску. На сиденье лежали ее штаны и рубашка. В болото она пошла голой, не считая кожаных чехлов, которые закрывали культи.
Над озерцами стоячей воды висели ленты тумана. Над водой поднимались заросшие травой кочки. На одной прикрученное проволокой к стволу мертвого дерева стояло, как поначалу показалось Роланду, древнее соломенное чучело. Однако, подойдя ближе, он увидел, что это человеческий скелет. Лоб проломили внутрь, оставив треугольник черноты между пустыми глазницами. Такую рану могли нанести примитивной боевой дубинкой, а труп (или его мятущуюся душу) оставили на болоте, пометив им границу территории какого-то племени. Племя это, возможно, давно вымерло или переселилось в другие места, но Роланд понимал, что осторожность не повредит. Поэтому вытащил из кобуры револьвер и продолжал идти следом за женщиной, перепрыгивая с кочки на кочку, иногда морщась от боли в правом бедре. Ему
В болото, которое становилось все более топким, она углубилась где-то на четверть мили. Стрелок по-прежнему следовал за ней. Старался не шуметь, хотя и сомневался, что в этом есть необходимость. Он полагал, что та ее часть, которая могла слышать, чувствовать, думать, находилась далеко отсюда.
Наконец женщина остановилась, поднялась на култышках, ухватившись руками за ветки, чтобы сохранить равновесие. Уставилась на черную поверхность открытой воды, вскинула голову, замерла. Стрелок не мог сказать, большое это озерцо или маленькое: края тонули в тумане. Однако какой-то свет на болоте был, слабое, рассеянное сияние, источник которого словно находился под водой, возможно, им служили затопленные и медленно гниющие стволы деревьев.
Она стояла, оглядывая озерцо и влажную грязь его берегов, как королева могла оглядывать… что? Что она видела? Банкетный зал? В это ему хотелось верить. Роланд тоже его практически видел. О нем ее мозг нашептывал его мозгу, предположение, что она видела банкетный зал, согласовывалось с ее словами и деяниями. Идея банкетного зала позволяла разуму разделять Сюзанну и Миа, как раньше, пусть и с помощью других средств, он многие годы разделял Одетту и Детту. У Миа могло быть много причин, побуждающих хранить в тайне ее существование, и, конечно, главнейшая напрямую связывалась с жизнью, которую она несла в себе.
Малым, как она его называла.
Потом, столь неожиданно для него, что он всегда вздрагивал (хотя видел это не в первый раз), она начала охотиться, для чего пришлось сначала подойти к самой кромке воды, а потом и ступить в нее. С ужасом и отвращением он наблюдал, как она раздвигает камыши, протискивается между ними. Теперь, отодрав от тела пиявок, она не отшвыривала их в сторону, а бросала в рот, как карамельки. Мускулы на бедрах перекатывались. Коричневая кожа блестела, как мокрый шелк. Когда она повернулась (Роланд отступил за дерево и превратился в одну из теней), он ясно увидел, как набухли ее груди.
Проблема, конечно, не ограничивалась только «малым». Речь шла и об Эдди. «Да что с тобой, Роланд? — Он буквально услышал голос Эдди. — Возможно, это наш ребенок. Я хочу сказать, никогда не знаешь наверняка. Да, да, я знаю, кто-то трахал ее, когда мы «извлекали» Джейка, но это не значит…»
И так далее, и так далее, бла-бла-бла, как мог бы сказать Эдди, а почему? Потому что любил ее и хотел ребенка, родившегося от их союза. И потому что Эдди Дин был прирожденным спорщиком. В этом он ничем не отличался от Катберта.
А в камышах обнаженная женская рука «выстрелила» и ухватила приличных размеров лягушку. Пальцы сжались, лягушка лопнула, внутренности и яйца потекли по запястью. Она поднесла руку ко рту, жадно все слизала, тогда как зеленовато-белые лапки еще продолжали дергаться. После запястья настал черед покрытых кровью и слизью костяшек пальцев. Остатки лягушки она отбросила и крикнула что-то вроде: «Как тебе это нравится, мерзкая старая Синяя леди?» Низким, хрипловатым голосом, от которого по коже Роланда побежали мурашки. Голосом Детты Уокер. Обезумевшей от злобы.