Волки севера
Шрифт:
Думать только по-английски? — переспросил Стовин, сразу же сожалея, что не смог сдержать иронии. Однако Солдатов не принял его слова как вызов.
— Да, — сказал он. — Разве не для этого нужны школы? Учить людей думать… про себя.
Дайана уже засыпала в машине, когда вернулся Солдатов. Снова заурчал мотор, и «Чайка» двинулась вперед, освещая фарами белую стену снега перед собой. Через несколько минут езды автомобиль остановился. Его колеса с цепями скрипнули по снегу. Солдатов выбрался из машины и с трудом открыл дверцу, чтобы Дайана могла выйти. Сильный ветер едва не сбивал с ног, снег слепил глаза. В серо-белом полумраке виднелось светлое пятно.
— Добро пожаловать в наш дом. Я рада, что вы здесь. Погода такая ужасная, и я боялась, что вам придется провести ночь в аэропорту. Или вас могли посадить где-то в Омске. Такое у нас случается.
— Когда прибыл самолет, снегопад был не таким уж сильным, — сказал Солдатов, — Он усилился потом, когда мы ехали в город. Сейчас, вероятно, люди прекратили работы на строительстве изб.
На лице его выразилось беспокойство, но он улыбнулся женщинам.
— Сначала я должен вас познакомить. Валентина, это Дайана Хильдер, доктор Хильдер. А это моя жена Валентина. Она тоже… — и он гордо улыбнулся, — доктор.
— Я предпочитаю быть просто Валентиной, — сказала русская. — А вас можно называть просто Дайаной?
— Пожалуйста, — ответила Дайана. — Она внимательно посмотрела на Валентину. Невысокая, хрупкая, молодая — не больше двадцати восьми лет. И лицо умное, мягкое, интеллигентное…
— Вы, должно быть, устали, — сказала Дайана, — ведь вам пришлось так много говорить по-английски.
— Вы очень добры. Но для нас это не представляет груда. Ведь мы почти все кончили школу № 2. Ту, где сегодня спят ваши друзья.
Она повернулась к мужу.
— Кто с ними в одной комнате?
— Санников и Скрипицин.
— Скрипицин? — поморщилась Валентина.
— А чем плох этот Скрипицин? — спросила Дайана. — Я не выходила из машины, так что понятия не имею, кто он.
— Однажды он спал у нас на даче, — сказала Валентина. — Он храпит. Ужасно. Это все равно, что спать рядом с ледоколом. Ваши друзья проведут сегодня плохую ночь.
— Только не эту, — сказала Дайана. Теперь, когда формальности были позади, она почувствовала странную усталость. Валентина встала.
— Конечно. Вы все устали. Идемте. Но сначала немного горячего молока и коньяка в него. После этого вы будете спать, как настоящий сибиряк. Солдатов говорит, что сибиряки не спят, а впадают в спячку.
Солдатов прошел за женщинами в гостиную. Лампа ярко осветила его и впервые Дайана поняла, какое у него серое, усталое, даже изможденное лицо. Он вытянул руку, и она, немного удивленная его жестом, взяла ее. Солдатов мягко пожал ее руку и сказал:
— Ложитесь спать… Завтра много работы…
— Бисмаллях ад рехман ар адим… — слова молитвы с трудом вылетали из распухшего горла Саида аль-Акруда. Голова его мерно касалась песка. Он поклонился последний раз, затем надвинул черно-голубую вуаль на лицо и нащупал пальцами небольшой сверточек возле шеи — там содержался один стих из Корана. Он
Преодолевая боль в суставах. Саид поднялся, подошел к колодцу и посмотрел в черную глубину, как будто пытаясь вернуть воду, которая когда-то была в нем. Колодец был глубиной пятнадцать футов и диаметром шесть футов. Саид знал этот колодец с детства, когда он пятилетним мальчишкой ездил на базар за пятьдесят миль южнее. Этот колодец никогда не пересыхал на его памяти. Песок возле колодца был утоптан ногами людей и животных, изрезан следами колес. Тут же валялся дохлый верблюд. От жары он весь ссохся и уменьшился в размерах. Пустынные хищники уже сожрали все, что было съедобно. Саид посмотрел на своих животных.
Остались три овцы, два ездовых верблюда и одна верблюдица с молоком. Дойная верблюдица. Верблюд-вожак уже выбился из сил. Он полулежал возле колодца. Пять минут назад Зеноба попыталась доить верблюдицу, но накопилось не больше чашки. Ни одна верблюдица не будет давать молока, если ее не кормить. А его верблюды не ели уже много дней. Овцы были в лучшем состоянии. Зеноба запасла для них немного сена. Три овцы… Хамиддину и Мухамеду двенадцать и тринадцать лет. Они почти мужчины. Они выдержат еще долго. Но Ибрагиму всего семь. Если вожак завтра умрет, Ибрагиму придется идти пешком. А Зеноба?… Саид все время отгонял от себя мысль о Зенобе. Она пройдет столько, сколько он прикажет ей. Саид вынул нож, подошел к самой старой из трех оставшихся овец, схватил ее за плотную шерсть на шее и одним быстрым движением перерезал ей горло. Она коротко вскрикнула и легла возле его ног, взбрыкивая. Зеноба быстро подошла и, торопясь приготовить обед, потащила овцу к колодцу, но Саид прикрикнул на нее.
Она покорно подошла к верблюду, вытащила из вязанки на его спине несколько сучьев, сложила их в костер, налила из бурдюка немного воды в старый котел и стала ждать, пока вода закипит. Затем она достала чай из мешочка, висящего на шее, и заварила. Саид не стал дожидаться окончания ритуала. Он протянул руку, и она дала ему сосуд с чаем. Саид позволил себе только несколько глотков и протянул сосуд старшему сыну. Один из сыновей отпил немного, передал брату. Зеноба попыталась напоить Ибрагима верблюжьим молоком, но тот апатично отвернулся от чашки. Тогда Зеноба намочила конец шали в молоке и смазала губы ребенка. Вкус молока как бы пробудил его, и он взял чашку и стал пить. Удовлетворенная Зеноба сделала себе немного чаю и выпила сама.
Два старших мальчика, действуя как во сне, установили деревянный каркас шатра, натянули на него брезент, который достали из тюка на спине верблюда. Зеноба разделала овцу, сложила мясо, которое решила приготовить для еды в угли костра, а остальное завернула в ткань и перевязала кожаным шнурком. Конечно, в костре было мало жара, чтобы прожарить мясо, но топливо следовало экономить. Когда она вытащила мясо из костра, оно было еще сырым и даже кровоточило. Первым поел Саид, затем два его старших сына, лица у них были серьезны, когда они рвали зубами полусырое мясо. Зеноба разжевала немного мяса и вложила его в рот Ибрагима. Мальчик немного поел. Это хорошо. Завтра будет трудный день.