Волки сильнее собак
Шрифт:
– Отвали!
– Держу пари, что твой брат устал быть с тобой в паре. По-моему, пора ему стать самостоятельным. – Аркадий снял пистолет с предохранителя и для убедительности приставил дуло к голове Димитра.
– Подожди, твою мать! Кто такой Катамай?
– Твой друг, товарищ по бригаде и сослуживец, милиционер Катамай. Он нашел русского у кладбища. Я хочу поговорить с ним.
– Он исчез.
– Не для всех. Я говорил с его дедом, и вскоре два головореза, ты со своим братом, принялись играть в хоккей моей головой.
– О чем ты хочешь с ним
– Только о русском.
– Дай встать.
– Сначала гарантия, – Аркадий привел довольно веский аргумент в пользу принятия правильного решения – посильнее прижал пистолет к голове Димитра.
– Ладно! Погляжу.
– Я хочу, чтобы ты отвел меня к нему.
– Он позвонит тебе.
– Нет, я должен видеть его лично..
– Я задыхаюсь.
– Лично! Устрой встречу, или я непременно отыщу тебя и прострелю колено. Тогда увидим, как ты покатаешься. – Аркадий последний раз ткнул его пистолетом и отпустил.
Димитр сел и потер шею. У него были плоское, как лопата, лицо и маленькие глазки.
– Черт!
Аркадий дал Димитру номер своего мобильника и, чувствуя, что Димитр на взводе, мимоходом добавил:
– А ты неплохо катаешься.
– Откуда ты это узнал?
– Видел тебя в действии. Катаешься на льду?
– И что же?
– Держу пари, что тебя в здешней команде используют впустую.
– И что с того?
– Ничего, просто наблюдение.
Димитр откинул волосы назад.
– И что же? Что ты знаешь о хоккее?
– Немного. Знаю игроков.
– Кого, например?
– Уэйна Грецки. – Аркадий слышал об Уэйне Грецки.
– Ты его знаешь? Ни хрена! Думаешь, он когда-нибудь сюда приедет?
– В Чернобыль? Нет, не приедет. А вот тебе надо бы съездить в Москву.
– И он сможет поглядеть меня там?
– Может быть. Не знаю.
– Я крупный, быстрый, напористый.
– Суперкачества.
– Так он сможет?
– Посмотрим.
Димитр встал на ноги, настроение у него улучшилось.
– Ладно, посмотрим. Можно пистолет назад?
– Нет. Это моя гарантия, что я обязательно встречусь с Катамаем. А потом получишь свой пистолет.
– А если он мне понадобится?
– Не ввязывайся в переделки.
Чувствуя, что голова стала работать получше, Аркадий поехал в кафе, где нашел Бобби Хоффмана и Якова, налегающих на черный кофе из-за отсутствия кошерной пищи.
– Я подсчитал, – сказал Бобби Аркадию, – если отец Якова находился здесь, когда красные потопили паром с евреями, и это был 1919-й или 1920 год, тогда Якову за восемьдесят. Понятия не имел, что он такой старый.
– Он, кажется, знает свое дело.
– Написал книгу. А ты глядишь на него и думаешь: «Все, что нужно этому парню, – это сесть в шезлонге на пляже в Тель-Авиве, задремать и спокойно умереть». Как чувствуешь себя, Ренко?
Яков поднял немигающий взгляд василиска.
– Он чувствует себя прекрасно.
– Я чувствую себя прекрасно, – повторил Аркадий. Несмотря на коллекцию синяков, именно так он себя и чувствовал.
Яков был опрятен,
– Что случилось?
– Пчелы. – Бобби пренебрежительно повел плечами. – Ничего не имею против пчел. Ну как насчет Ободовского? Что он делает в Киеве?
– Антон делает именно то, что может делать любой человек его положения, когда посещает родной город. Сорит деньгами, гуляет с девушкой.
– С гигиенистом?
– Совершенно верно. Мы не в России. Ни Виктор, ни я не имеем полномочий, чтобы арестовать или допросить Антона.
– Я не собираюсь его допрашивать, мне он нужен мертвым, – прошептал Бобби. – Вы можете это сделать в любом месте. Я здесь в большой опасности. Дело стоит на месте. Два моих русских полицейских распивают чаи, разгуливают по аллеям. Я отдаю в ваши руки Кузьмичева, а он не нужен. Вы видите Ободовского, но не трогаете его. От вас мало толку, поэтому вам и не платят.
– Кофе. – Яков принес Аркадию чашечку. Официантки не было.
– Яков здесь молится всю ночь. Смазывает свой пистолет и молится. Вы с ним два сапога пара.
– Вчера у тебя выдержки было побольше, – сказал Аркадий.
– Больше не могу.
– Тогда скажи, что делал здесь в прошлом году.
– Не твое дело. – Бобби наклонился, чтобы глянуть в окно. – Дождь, радиация, прохудившиеся крыши. Достало.
Милицейская машина припарковалась рядом с разбитым «ниссаном» Якова. Из нее медленно вылез капитан Марченко, словно позируя для картины «Казак на рассвете». Многое ускользнуло от внимания Марченко – перерезанное горло, следы шин и ног на месте убийства, но два новеньких обитателя зоны тем не менее бросились ему в глаза. Капитан вошел в кафе и изобразил дружелюбное удивление при виде Бобби и его спутников, как человек, который видит барашка и предвкушает отбивные из него. Марченко направился прямо к ним.
– Ренко, пожалуйста, познакомьте меня со своими друзьями.
Аркадий взглянул на Бобби, молчаливо спрашивая, как его лучше представить.
– Я Ицхак Бродский, а моего коллегу зовут Хаим Вейцман, – вступил в разговор Яков. – Мистер Вейцман говорит только на иврите и по-английски.
– Не по-украински? И даже не по-русски?
– Я перевожу.
– А вы, Ренко, тоже говорите на иврите и по-английски?
– Немного по-английски.
– С вас станется, – сказал капитан, словно английский язык был черной меткой. – Это ваши друзья?
– Вейцман – приятель моего друга, – вовсю импровизировал Аркадий. – Узнал, что я здесь, и приехал навестить еврейскую могилу.
– И переночевал не одну, а уже пару ночей, не известив милицию. Я говорил с Ванко. – Марченко повернулся к Якову: – Можно взглянуть на ваши паспорта? – Капитан тщательно изучил документы, демонстрируя свою власть. Откашлялся. – Превосходно. Знаете, я часто говорю, что нам следует быть особенно радушными с нашими еврейскими гостями.
– А другие гости бывают? – спросил Аркадий.