Волки сильнее собак
Шрифт:
– Нет.
– Где находились жители деревни, я имею в виду супругов Панасенко и их соседей?
– Не знаю.
– Почему вы оказались там в тот день?
– Хватит, – сказал Димитр. – Вы засыпали его вопросами.
– Все нормально, Дима, – остановил его Катамай. – По распоряжению капитана мы вели перепись сельских жителей и ценностей в зоне.
– Например, икон?
– Да.
– Может, на минутку прерветесь и попьете?
– Да. – Катамай отхлебнул французской минералки и посмеялся в платок. «На случай харканья кровью», – подумал
– Не больше, чем вы с самоселом Севой, у которого недостает мизинца, – прошептал Аркадий.
– Как вы догадались?
– Переборщили. Будьте проще, когда врете.
– Неужели?
– Мне это всегда помогало. Покажите руки.
Воропаи беспокойно зашевелились, но Катамай протянул руки ладонями вверх. Аркадий перевернул их и взглянул на лиловые ногти. Он сделал знак Катамаю наклониться вперед и направил свет рефлектора так, чтобы разглядеть кровавые прожилки на белках глаз Катамая.
– Так скажите правду, – произнес Катамай, – меня надрали или я надрал?
– Цезий?
– Он самый, твою мать.
– Есть ли лекарство?
– Можно принимать берлинскую лазурь: она нейтрализует цезий, когда тот попадает в кровь. Но такое лечение эффективно на ранних стадиях. Теперь отправляться в больницу нет смысла.
– Что случилось? Как вы подставились?
– Ну это совсем другая история.
– А может, и нет. Три человека отравились цезием – тот русский, его бизнес-партнер и вы. Как считаете, что их связывало?
– Не знаю. Это как посмотреть. История ведет себя странно, верно? Мы прошли через эволюцию, а теперь деэволюционируем. Все рушится. Никаких границ, беспредел. Террористы-смертники, дети с оружием, СПИД, лихорадка Эбола, коровье бешенство. Все рушится, и я тоже умираю. У меня внутреннее кровотечение. Нет тромбоцитов. Нет содержимого желудка. Заражен. Я согласился увидеться с вами, чтобы сказать – моя семья не имеет с этим делом ничего общего. И Димитр с Тарасом тоже. – Катамай зашелся в кашле. Воропай, как заботливые сиделки, отерли кровь с его губ. Катамай поднял голову и улыбнулся: – Намного лучше, чем в больнице. Я впервые появился на этой сцене в детской опере «Петя и Волк». Исполнял партию Волка. И думал, что я такой, пока не встретил настоящего.
– И кто же это?
– Узнаете в свое время. Но мы отклонились от темы. Остановились на том, что я обнаружил труп русского.
– Теперь о машине. Вы буксировали ее. Было ли что-нибудь внутри? Документы, карты, инструкции?
– Нет.
Аркадий вновь заглянул в записи.
– Часы. Вы сказали, был «Ролекс»?
– Да. Вот черт, вы подловили меня. – Катамай вытянул руку и показал золотой «Ролекс».
Димитр ткнул Аркадия в затылок – ему явно пришлось не по вкусу оскорбление вожака.
– Нет, нет, все по-честному, – успокоил его Катамай. – Он подловил меня. Во всяком случае, это теперь не имеет значения.
– Неужели не имеет? – спросил Аркадий.
– Отдайте
– Конечно.
Аркадий вернул пистолет Димитру, который прошептал: «Грецки».
– Сдаюсь, были пропуск через контрольный пункт и инструкции, – с трудом сказал Катамай.
– Какие именно?
– Насчет кладбища.
– Где теперь инструкции?
– Не знаю.
– Они напечатаны?
– Вряд ли. – Катамай хрипло засмеялся.
– Но пропуск подписал капитан Марченко?
– Может быть.
– Это просто бланк, который можно стащить со стола?
– И в большом количестве.
– Вы обнаружили этот пропуск и инструкции, когда нашли тело или при буксировке машины?
– Когда нашел труп.
– Вы сказали, что нашли труп, когда обходили дома и предупреждали насчет воровства. Ворота кладбища в пятидесяти метрах от ближайшего обитаемого дома. Почему вы оказались у его ворот?
– Не помню.
– Ловко придумали – отбуксировать машину и спрятать ее на машинном дворе у Белы.
– Прямо под его носом и там, куда не мог сунуться капитан Марченко. Я слышал, что Бела теперь каждый день обходит свой двор. – Смех Катамая превратился в кашель. Каждое слово давалось ему с большим трудом.
– И тогда же вы «легли на дно». Заболели?
– Немного.
– Но еще хотели получить деньги за украденную машину?
– Думал, что оставлю кое-что… кое-кому.
– Кому? – спросил Аркадий, а Катамай затаил дыхание. – Оставьте мне кое-что. Что за «самосел» провел вас к воротам кладбища?
– Гулак, – произнес Катамай.
– Борис Гулак? Тот самый, труп которого вытащили из охлаждающего пруда?
– Вот единственная причина, по которой я разговариваю с вами. – Карел уткнулся в подушки. – Тут вы уж ничего не можете поделать.
Проезжая мимо саркофага, Аркадий почувствовал, как внутри его стальных пластин за проволокой с шипами шевелится чудовище. Но оно находилось не только там. Чудовище восседало на здешнем колесе обозрения, купалось в крови, плавало в реке, притаилось в миллионе костей. Какой лейтмотив годится для такого вот зверя? Зловещая виолончель. На одной ноте. Длительная мелодия. На пятьдесят тысяч лет.
Аркадий все ближе подъезжал к домику Евы, и каждый встречный указатель радиации был для него как удар топора. Он не должен возвращаться, ведь Ева не станет отвечать ни на какие вопросы, она лишь осложняла дело. Но правда заключалась в том, что после столь близкого контакта с Карелом Катамаем какая-то часть Аркадия жаждала только одного – сжечь одежду, пройтись по себе жесткой щеткой, вылить на себя тонну воды и Уехать как можно дальше.
Мотоцикл, казалось, сам свернул к Еве. Аркадий проехал по Дребезжащему мостику вдоль покачивающих сережками берез. Ева в халате сидела в постели. Она курила, на коленях – стакан и пепельница. Вид у нее был такой, словно она с момента отъезда Аркадия неотрывно смотрела на дверь.