Волки взвоют. Лисичка из убойного отдела
Шрифт:
– Эй, отделение, – усмехаюсь я. – Я одна работать тут должна?
Отделение смущенно рассеяло волчьи взгляды и рассредоточилось.
– Искать, волчата, – отдаю команду и получаю яростные выражения лиц.
На этот раз никто даже не думает, сделать мне больно. Лисичка пока под защитой. А еще лисичка нехило так покусала вчера и повтора явно никто не хочет.
Мы долго бродим по лесу, внимательно приглядываясь и принюхиваясь, пока я не натыкаюсь на лоскут ткани, болтающийся на ветке дерева. По инерции вскидываю
34
Белая, как мел кожа и типичный вздернутый нос мальчишки, сразу позволили определить его принадлежность к вражеской расе. Если бы он был оборотнем, я бы дала ему лет десять на вид, но из курса по расоведению, я знаю, что халацефты до двадцати лет растут очень медленно, так что быть уверенной в его возрасте не могу.
Я замираю, не знаю, как себя вести и что делать. С одной стороны понимаю, что промолчать не могу. С другой, сложно отдать ребенка на растерзание военным. Я же знаю, что они будут делать.
Мальчишка точно так же заворожено смотрит мне в глаза, и я вижу как у него проступают слезы, а еще отчетливо читается испуг.
Пресвятые рыжие хвосты!
Осторожно оборачиваюсь, отмечая, что все волки ушли чуть вперед, упустив меня из виду и снова возвращаю свое внимание оцепеневшему пацану.
Оставить его здесь, я тоже не могу. И дело даже не в том, что его примитивники могут обнаружить, а в том, что несмотря на все мои внутренние убеждения касательно детей, я знаю, что он враг. А враг навсегда остается врагом, как бы сильно нам не хотелось иного.
В данной ситуации я не могла принять никакого решения самостоятельно, поэтому еще раз оглянувшись, я прижала палец к губам, прося его оставаться тихим и ушла обратно к Адиссилу.
Ушли мы далеко, поэтому пришлось приложить усилий, чтобы быстро вернуться к очагу. Волчара сидел за столом, когда я выползла на площадку и насмешливо вздернул бровь, заметив мое взмыленное состояние.
– Что такое, лисичка? Отстала от отделения и потерялась?
Хмуро взглянув на засранца и подошла ближе, чтобы никто случайно не услышал моих слов.
– Я обнаружила ребенка.
Брысь быстро, но очень грациозно поднялся и навис надо мной хмурой тучей.
– Какого ребенка, – а вот голос его звучал приглушенно.
– Того ребенка, что катался тут на тарзанке.
Адиссил оглянулся на тропу.
– Веди.
Я не знала, что он будет делать с мальчишкой, но понимала что переложить ответственность должна, потому что как только мы уедем отсюда, я уже точно ничего не смогу поделать, так пусть офицер примет решения. Да, это очень трусливо с моей стороны и я себя даже ничтожеством каким-то чувствую, потому что дети в таких делах – невинные жертвы.
Продираясь сквозь лес, я изредка оборачивалась на волчару, чтобы убедится,
Когда мы подошли к тому самому дереву, я остановилась и взглянула вверх. Мальчишка все еще сидел там. Напуганный и растерянный, он смотрел на нас с Адиссилом с откровенным ужасом, пока я чувствовала себя какой-то предательницей.
Волчара посмотрел на мальчишку, посмотрел на меня и вздохнул.
– Он действительно ребенок.
Я в ответ только киваю.
Снова взгляд на пацана, затем он хватается за ствол дерева и быстро взбирается наверх, практически сразу исчезая в кроне.
– Отойди в сторону, лисичка. Не привлекай внимание.
Я послушно отступаю, оставив этих двоих наедине. И хоть действия волчары мне неясны, но отчего-то на душе стало гораздо спокойнее, хотя я не слышу ни одного слова больше, словно кто-то накрыл их куполом.
Через несколько минут я слышу шорох и голоса своего отделения. Причем, голос Орэда явно очень злой, и я даже догадываюсь почему, поэтому отхожу еще дальше от того дерева, чтобы случайно не привлечь внимание волков.
– Шияро! – орет Орэд. – Шияро, ты где?
Понимаю, что они действительно начали мои поиски и отзываюсь перепуганным голосом.
– Я тут!
Уже через секунду все отделение стояло обступив меня по кругу.
– Гребаная лиса, ты совсем умом тронулась?
И как бы я не хотела говорить следующие слова, но у меня не было другого выхода.
– Я услышала какой-то шум и пошла на него, а затем…
– Потерялась, – прищурившись констатировал Орэд.
35
И на удивление, злость из его голоса испарилась, словно и не было никогда. Я даже слегка опешила, но старательно скрыла эмоции.
Может, это снова вот эти самые бабские привилегии? Можно изображать пустоголовую дурочку и тебе все с рук сойдет? Как же они допустят мое командование над собой? Как блажь старших?
Я киваю в ответ. Немного смущенно даже, на что мне тут же находит оправдание Взгрих.
– Не удивительно, она никогда не была в наших лесах.
Я не стала отвечать, что прекрасно ориентируюсь на любой местности, независимо от плотности лесопосадки или застройки. Даже в каньонах не потеряюсь, чего уж. Другое дело, что образ беззащитной девчонки пока мне только на руку играет.
– Возвращаемся? – спрашивает еще один волк, чье имя на нашивке легко читается.
Самоэ высокий и очень симпатичный волк, если расценивать его внешность по лисьим меркам. Ему, конечно, далеко до идеала, но я уверена, что волчицы смотрят на него с обожанием и обивают пороги, когда могут. А может, я ошибаюсь и стандарты красоты в волчьих стаях измеряются лишь физическими параметрами.