Волки
Шрифт:
– Ну? – не сдержал улыбки Костя.
– Ты не веришь? – Авалиани, выкатывая крутые белки, зло пристукнул кулаком по столу. – Я тебе докажу! Авалиани не врет. Авалиани никогда не врет! Конечно, в паспорте так не написано. Я тебе по-другому докажу. Поедем на Кавказ, в Грузью! За билет я плачу! Поедем в мою деревню, спросишь стариков – кто такой Арчил? Они тебе скажут: син Георгия Авалиани. А кто такой Георгий Авалиани? Они тебе скажут: князь был, ботони! Землю имел, вино делал, тридцать пастухов в горах отары пасли! На каждый праздник в нашем доме
Авалиани стал неуклюже подниматься, высвобождая из-под стола ноги.
– Офицьянт! Скажи, когда на Кавказ первый поезд?
– Я не справочное бюро! – огрызнулся набриллиантиненный парень, щелкавший в отдалении на счетах.
– Хам! – презрительно сказал Авалиани. – Грубый человек. А еще соревнуешься за звание! Хорошо, я сам узнаю…
Он энергично зашевелил ногами, запутался в скатерти и едва не стащил ее со стола.
– Успокойтесь, сядьте, отсюда на Кавказ поезда не ходят, – остановил его Костя.
– Почему не ходят? На Кавказ отовсюду ходят! Кавказ – это Кавказ! Туда сто дорог. Я тебе покажу, какой был наш дом. Где я малшыком жил. Ты увидишь, какой это большой дом. Ворота железные! Ты знаешь, кто железные ворота в деревне имел? Только ботони! Князь! Я его любимый син был. Я должен был в черкеске ходить, на имеретинском скакуне ездить… Вот как я должен был жить! А где моя черкеска? Где мой скакун? Вот моя черкеска! – потряс он лацканы трепаного пиджака. – Мой отец стал бы горько рыдать, он оторвал бы себе бороду, если б увидел, какую одежду носит его любимый син… А если бы он узнал всю мою жизнь!..
Авалиани обхватил голову руками и со стоном закачался на стуле.
– Син князя, князя Георгия Авалиани, из-за куска хлеба забавлял публику на арэне цирка! Совсем маленький малшык, он хотел совсем маленький кусок хлеба… О, мой отец, мой бедный отец! Как хорошо ты сделал, что еще прежде этого закрил свои глаза…
Слезы ручьем текли по бороде Авалиани.
Кажется, была самая пора уходить.
– Почему ты спешишь? Разве тебя ждет ревнивая жена? – возмутился Авалиани, когда Костя стал решительно с ним прощаться. – Мы только начали говорить, а ты уже спешишь! Разве так пируют друзья? Мы еще ничего не успели друг другу сказать!
Он схватил Костю за руки и стал усаживать обратно за стол.
– Я объясню твоей тете! Она не будет сердиться… Пойдем к ней сейчас! Мы ей скажем: спокойной ночи, тетя! Не надо волноваться! А потом назад придем. Шашлык закажем. Ты мой гость, я тебе обещаю – будет шашлык! Хороший шашлык, совсем как в Грузьи… Из молодого барашка! У них есть молодой барашек, я знаю… Им надо только деньги дать!
Авалиани всколготился не на шутку. С него даже хмель
Убедившись, что Костю не усадить за стол, он вознамерился идти его провожать, чтобы засвидетельствовать «тете», что племянник ее провел вечер абсолютно благопристойно и не заслуживает порицаний.
Что было с ним делать? Он был неотвязен и не хотел понимать обращенных к нему слов. Если бы еще он был пьян и плохо стоял на ногах – его можно было бы просто оставить в ресторанном зале, а то он держался совершенно твердо, с полным соображением.
– Спасибо, князь! За цирк, за угощение – за все спасибо! Но тетя, понимаешь – тетя! – повторял Костя уже на улице, отрывая от себя руки Авалиани, пытавшегося его обнять. – Старый человек, с больным сердцем… Мы ее напугаем, если придем вместе так поздно… Тебя она никогда не видела, пока я ей объясню…
– Что значит – напугаем? Разве я такой страшный? Разве от меня можно пугаться? – не слушал Авалиани. – Мы только зайдем, скажем: здравствуй, тетя! Это мы! Не надо волноваться, вот твой племянник! Все – зер гут, полный порядок! Нормаль!
С превеликим трудом, но Косте все же удалось отлепить его от себя.
Авалиани помрачнел, замолк.
– Передавай мой привет своей тете! – бросил он Косте уже в спину, совсем трезвым и каким-то насмешливо-спокойным голосом.
Гениям надо творить в бронзе
Сверкающий электрический кофейник кипел. Баранников, с сонным помятым лицом, без пиджака и ботинок, в пестрых носках, сидел на столе рядом с кофейником и хмуро слушал телефонную трубку.
– Вы просто не все сделали!
Трубка пищала тоненьким голоском Буратино.
– Да-да, не все… Надо искать. Я еще раз повторяю – важнее этого сейчас ничего нет… Что? Подключите еще людей… Как это – откуда? Не мне же об этом думать! Что? Ну, вот видите, оказывается, можно… Да-да. Да…
Наверное, еще не меньше десяти раз повторил Баранников свое сухое, металлическое «да».
– Шарапово. Ша-ра-по-во, – произнес он по слогам. – Да, есть сведения. Будто бы у каких-то девок… Хорошо. Немедленно докладывайте. Буду ждать.
Положив трубку, Виктор с долгим сладким зевком потянулся, выбросив руки в стороны, медленно слез со стола – как человек, превозмогающий предельную степень утомления и слабости.
– Спал? – спросил Костя с шутливой укоризной.
– Да вот… – как бы извиняясь, признался Баранников. – Прилег на полчасика, а провалялся… – он глянул на часы. – Ого! Хорошо, что звонки разбудили… Сейчас заварю кофе. Кофе, знаешь ли, это эликсир жизни…
Он бухнул в кофейник чуть ли не всю пачку, покрутил ложкой во вздувшейся пене.
– Не много ли? – вскинул Костя брови.
– По рецепту Фиделя Кастро. А уж он-то в кофе понимает… Ты из дому? Как там Валет?
– Часов в семь я его кормил. А как он сейчас – аллах его знает. Позвони ему по телефону.
– Надо его продать, – задумчиво сказал Баранников. – Сдохнет пес, жалко. Отличная родословная. Шестьдесят рублей! Это он еще совсем щенком стоил. А теперь так и все сто можно взять… Ты это что? – с удивлением вгляделся он в Костю. – Никак – того, кирнул?