"Волкодав". Компиляция. Книги 1-6
Шрифт:
– Госпожа!.. – беспрепятственно долетел сквозь тонкую просвечивающую стену его испуганный голос. – Именем Лунного Неба заклинаю: скорее удали от себя этого человека!..
– О чём ты, Иллад? – удивилась кнесинка.
– Он опасен, госпожа! – захлёбывался лекарь. – Он может причинить тебе зло!
Волкодав начал кое о чём догадываться. Нагнувшись, он вытянул из кожаного короба полосу белого шёлка и решил сам сделать повязку, потому что кровь стекала по животу и левому боку, грозя испортить хорошие кожаные штаны.
– Говори толком! – досадливо зарычал снаружи боярин Крут.
–
– Иллад, – перебила кнесинка.
– Госпожа, я…
– Вернись и помоги ему, Иллад, – сказала кнесинка, и Волкодав подумал, что серебряный колокольчик, оказывается, умел звучать как стальной. – Ты слышишь, Иллад?
Волкодаву показалось, будто несчастный лекарь всхлипнул.
Вновь зашевелилась дверная завеса. Вернувшийся Иллад натолкнулся на враждебный взгляд серо-зелёных глаз и, видно, тут только сообразил, что телохранитель отчётливо слышал каждое его слово. Руки у него задрожали. Клеймёный преступник явно собирался зарезать его. А кнесинка, та самая кнесинка, которая когда-то в пелёнках лежала у него на коленях…
Кнесинка Елень решительно откинула входное полотнище и шагнула внутрь.
– Этот человек спас мне жизнь, Иллад! – сказала она резко. – Делай что надлежит!
Следом за нею, второпях чуть не своротив плечом опорный столбик, в палатку влез Крут. Покинуть «дочку» на съедение лютому венну он определённо не мог.
– Вели, госпожа, чтобы не обижали сегванов, – повторил Волкодав.
Она нетерпеливо кивнула:
– Я велю.
– Сделай это сейчас, пока лекарь меня лечит, – глядя ей в глаза, сказал Волкодав. – Беды не нажить бы.
– Тебя-то не спрашивали, – проворчал Крут.
Кнесинка дёрнула плечиком, повернулась и вышла. Боярин остался в палатке, и Волкодав опять забеспокоился, не случилось бы чего с госпожой, но тут же увидел на колеблемой ветром стене тени витязей, окруживших девушку, и тревога улеглась. От боярина не укрылся его взгляд.
Между тем на бедного Иллада жалко было смотреть. Он вытащил из короба ещё один пузырёк – насколько можно было унюхать в пропитанной запахами палатке, в первой склянке помещался сок тысячелистника, запирающий кровь, а во втором – жгучая, с желчью, настойка на крепком вине. Такой прижигают мелкие царапины да синяки, чтоб быстрей проходили, а открытые раны – только смазывают вокруг.
– За что на каторге был, венн? – спросил Крут.
Волкодаву не хотелось об этом распространяться. Он повернул голову, собираясь проворчать «Ни за что», но тут лекарь, доведенный до совершенного душевного смущения, перепутал бутылочки и полил ему едким, только узор на клинках травить, настоем прямо на рану.
Волкодав зашипел от неожиданности и шарахнулся прочь. Борозду на груди охватил жидкий огонь, от которого побелели глаза и на несколько мгновений всё тело перестало слушаться. Иллад тоже отпрянул, не понимая, в чём дело. Потом посмотрел внимательнее на скляночку у себя в руке – и схватился за голову.
– Вот что, иди-ка отсюда, пока до греха не дошло… – Боярин Крут взял лекаря за пухлое плечо и слегка
Отдышавшийся Волкодав вскоре понял, что старый витязь, как и положено воину, в ранах разбирался отменно.
– Как ты догадался, что это не толмач, а убийца? – ворчливо спросил Крут, продевая изогнутую полумесяцем иголку и ловко затягивая узелок.
Было зверски больно, но Волкодаву случалось терпеть и не такое. Он пояснил про сапоги и рубашку и добавил:
– А когда он полез в рукава, я его просто узнал. Он пытался убить того парня, которого я увёл у жрецов. Кто-то платит ему, а купец, я думаю, и не знал ничего…
Правый завязал ещё узел и спросил чуть ли не с обидой:
– Почему же ты всё увидел? И поспел девочку оборонить? А мы, дружина…
Волкодав подумал и сказал:
– Вы, дружина, к открытому бою привычны. А я четыре года только и делал, что таких вот лиходеев заугольных высматривал.
Боярин свёл вместе края второй раны, велел ему придерживать и принялся на чём свет стоит костерить Иллада, обзывая лекаря, самое мягкое, коновалом.
– Ну, меня он пока ещё не положил, – усмехнулся Волкодав. Он поразмыслил ещё и сказал Круту: – Кто-то хочет, чтобы госпожа умерла. Я не могу быть при ней круглые сутки, воевода. Надо, чтобы было по крайней мере ещё два человека. Хорошо бы ты их подобрал, ты после кнеса всем здесь отец. А я их научу всему, что умею…
– Умелец хренов!.. – запыхтел боярин. – Скажи лучше, почему кольчугу, лапоть, не вздел?..
Волкодав сказал:
– Не подумал.
Когда он вышел наружу, кутая полуголое тело в заимствованный у боярина плащ, ему помстились с другой стороны палатки какие-то невнятные звуки. Волкодав нашёл глазами кнесинку, удостоверился, что она под надёжным присмотром, и пошёл проверить, в чём дело.
Он не особенно удивился, найдя за палаткой халисунца. Толстый Иллад горько плакал, укрывшись от людских глаз под свесом шатра. Венн подошёл бесшумно, и лекарь его не заметил. Некоторое время Волкодав стоял неподвижно, хмуро глядя на халисунца. А ведь добрый лекарь, наверное. Очень добрый. Тоже небось книги читал и про Зелхата Мельсинского слышал. Поди, семьдесят семь болезней по глазам узнаёт и ещё тридцать три – по ладони. За что его так? Какие-то покушения, убийства… телохранители хуже всяких убийц… Тут не то что с испугу скляночки перепутаешь – самого себя забудешь как звали. Что ж его теперь казнить за оплошность?
Волкодав опустился рядом на корточки и тронул лекаря за колено. Иллад увидел его и заслонился руками. Венн раздвинул полы плаща:
– Посмотри, всё ли он правильно сделал.
Иллад торопливо высморкался и стал смотреть.
– Я сжёг тебе рану, телохранитель… рубец будет…
Волкодав пожал плечами. Одним больше.
– Ты вот что, – сказал он халисунцу. – Кто-то хочет погубить госпожу. Сегодня нож бросили, завтра не вздумали бы отравить…
– Ножи!.. – всплеснул руками Иллад. – А вдруг они тоже отравлены?