Вольная Русь. Гетман из будущего

Спесивцев Анатолий Федорович

Раньше Юхима совершенно не волновало, есть ли у него потомки от его не таких уж частых тесных контактов с женским полом. К жене он успел привязаться, но все же не так сильно, как к Сечи и товариществу казаков. Да и не ожидал Срачкороб такого сообщения, ведь в первом браке детей у Ганны не было. Казалось бы, чего планы менять? Только они сами поменялись.

В тот момент, когда сечевик понял наконец (через добрую минуту после произнесения женой), ЧТО она сказала, именно в этот момент казак пропал окончательно и бесповоротно. Гнездюком [18] стал не только формально, но и в душе.

18

Гнездюками

на Сечи называли товарищей, имевших хуторок или поместье и семью. Большая часть старшины принадлежала к гнездюкам.

Прямо скажем, не все казаки были выдающимися интеллектуалами, хотя и полные дураки там долго не жили. Но уж чутье-то у них имелось у всех, во всех смыслах чутье. Ненормальность поведения Срачкороба многих спровоцировала на попытки вышутить того, кто не раз, иной раз очень болезненно, вышучивал их. На него посыпались подколки и обидные вопросы, с каждой минутой все больше.

Пока казакам приходилось грести и то и дело переставлять паруса, не до облаивания расслабившегося юмориста им было. Сидел Юхим на верхней палубе – здоровье не позволило ему долго сидеть за веслом, – остальные занимались своими делами. Но вот когда каторга вышла в море, поймала почти попутный для движения на юг северо-восточный ветер, раздался приказ убрать весла внутрь. Многие не остались на гребной палубе, вылезли на верхнюю, где быстро обнаружили совершенно идиотски улыбающегося Срачкороба. Вот тогда и началось.

Счастье счастьем, а предаваться ему в момент, когда тебя окружили недружественно настроенные личности, мог бы разве что Будда. Пришлось Юхиму выныривать из нирваны и отвечать разухарившимся товарищам, им до этого неоднократно обиженным. Злость, что его выбили из состояния счастья и покоя, помогла ему быстро поставить обнаглевших на место.

– А ты…

– Ну не ты же!

– Да мы с кумом!..

– А я с кумой.

Вокруг послышались смешки. Кто-то тут же подхватил:

– А он баб не любит!

– Да-да… – Уже мысленно торжествовавший посрамление многократно унижавшего его человека Степан Лобода завис, как комп с экспериментальной виндой. Хотя такое сравнение здесь прийти в голову могло только одному человеку, на корабле отсутствующему, но привычные термины тех лет – был ошеломлен, оглушен, обескуражен – хуже отражают сложившуюся ситуацию. Мосластый блондин – порядочно отросшая щетина на лице и голове почти не была у него заметна – Степан открывал и закрывал рот, пучил глаза, громко испортил воздух, но выйти из ступора не мог.

– Чего «да»? Не надо мне этого, другого согласного ищи, а я не содомит.

– Юхиме, а может, он тебя полюбил?!

– Так у Юхима жена есть! Говорят, бой-баба, мигом эту любовь скалкой выбьет!

Один из мигом перешедших на сторону Срачкороба казаков сопроводил свою шутку дружеским тычком в спину незадачливого Лободы и попал по почкам. От боли к неудачливому противнику Срачкороба вернулась способность говорить, и он возопил:

– Да чего ты квакаешь?!!

– Смотри лучше, щоб самому в чужой пасти не квакнуть, с миром прощаясь.

Прав был еще не написанный Штирлиц. Последняя фраза запоминается, а этот ответ Юхима в споре стал последним – опять сменился ветер, и капитаны кораблей разогнали экипажи по гребным палубам и к парусам. А вспомнили эту фразу как очередной пример пророчества или умения насылать проклятия. Последнее святым вроде бы несвойственно, только Срачкороба ведь и колдуном числили. Больше попыток перешутить святого человека никто не делал.

Параллели и перпендикуляры истории

Черное море, август 1644 года от Р. Х

Если Срачкороб забрался на идущую в арьергарде каторгу – из-за протеста против «неправильного колдовства» по кодированию его от алкоголизма – и переживал изменение

своего семейного статуса, привыкал к мысли, что вскоре будет отцом, а заодно ставил на место вздумавших шутить над ним, то Аркадий путешествовал на флагманской баштарде. Там же пребывал и командир этой эскадры Васюринский.

Поразмышлять нашлось время и у попаданца. Ивану довелось много внимания уделять управлению эскадрой и наведению порядка среди палубной команды флагмана. Составляли ее в основном греки – все как на подбор с жуликоватыми или откровенно зверскими физиономиями. В подавляющем большинстве они имели пиратский опыт, не говоря уж о контрабандистском. Грек-моряк и не контрабандист – оксюморон. Но вот с дисциплиной у гордых потомков эллинов были проблемы. Наиболее серьезные регулярно лечились веревкой и мешком, с судопроизводством по казацкому закону, однако если всех перевешать и утопить, то кто будет работать с парусами? Воспитанием прожженных авантюристов и разбойников вынужден был заниматься наказной атаман, а Москаль-чародей погрузился в размышления. Нарушать их никто не решался, связываться со знаменитым колдуном без крайне уважительной причины… таких дураков или совсем отмороженных на корабле не нашлось.

«Просто чертовщина какая-то! И время другое, и возможности-люди совсем иные, а столько параллелей… обалдеть. Наверное, и в Древнем Египте нечто подобное творилось. Война началась, а самого нужного оружия дико не хватает, приходится клепать его, закрывая глаза на качество. Ничто не ново под Луной. Помнится, тэтэшки довоенного и военного выпуска отличались кардинально, а теперь и у нас та же история».

Попаданец лениво в который раз размышлял о наверняка неслучайном сходстве ситуации, перемещаясь из промцентра Малой Руси в армию, везя с собой все склепанные за последнее время револьверы и кулевринки. К скорострельным, казнозарядным, нарезным трехфунтовым кулевринкам, с конической формой дна каморы, из особо прочной марганцевистой бронзы особых претензий не было. Разве что главным неудобством стала необходимость серьезно освинцовывать цилиндрическую часть снарядов – для предупреждения ураганного износа нарезов в стволе. Снабдить их вместо освинцевания более прогрессивными медными поясками пока не получалось – слетали они при выстреле. Несмотря на малый калибр, пушки удались, попаданец ими гордился. Добивали они куда дальше и при этом точнее, чем артиллерия всех потенциальных противников. А их снаряды – не шарообразные, а цилиндры с коническим наконечником – с взрывчаткой внутри по разрушительности превосходили куда более солидные ядра тех же турок.

С револьверами, которых, казалось, жаждали все, дела обстояли куда хуже. Нарастить выпуск короткоствола никак не удавалось. Наоборот, еженедельные отчеты свидетельствовали, что производство падало при росте затрат на него. Впрочем, проверки показали, что причиной этого стало не воровство, а в разы увеличившийся брак. Не помог и построенный недавно новый цех с большим количеством сверлильных, токарных и винторезных станков. Ставшие за них новички, как выяснилось сразу, обученные совершенно недостаточно, погнали сплошную некондицию. Уже в начале лета Аркадию пришлось бросать все дела в столице, оставлять семейный бизнес на супругу, в твердых ручках которой он без того пребывал, и спешить в Запорожье.

После нескольких мозговых штурмов, работая по восемнадцать часов в сутки, удалось остановить начавшееся падение производства револьверов. Кстати, решилась сама собой проблема лишнего веса, хоть эти дни зарядку не делал, зато стала мучить изжога после каждого приема пищи. Порадовало сердце, на эти перегрузки не отреагировавшее. Пропавшие было после лечения сердечного приступа тени под глазами приобрели такой размер, что сам себе Аркадий стал напоминать какого-то зверька с черными пятнами вокруг гляделок. Правда, вспомнить вид или хотя бы род не смог – не тем голова забита.