Вольно, генерал: Стокгольмский синдром

Шарлеманн Готье

– Причём тут чай? Я имею в виду готовку в общем, – объяснил Раух. – Я тоже неплохо. Только хочется чего-то, а чего – не знаю.

– А. Просто был один товарищ, который предпочитал шоколад с перцем, так что я ничему не удивляюсь, – пояснил Люциан. – Может, это как с работой? Поспи – и всё пройдёт?

– Спать не хочу, – Раух вздохнул, заваривая себе обычный чёрный чай, который будет пить с мёдом.

– Вообще? – Люциан открыл форточку и встал к ней, став докуривать сигарету и попивать чаёк.

– Ну, я выспался. Вроде бы. Завтра только надо

срочный заказ оформить. Как будто мне в выходной заняться больше нечем, – раздражённо пробормотал Раух, бросая чайную ложку в раковину.

– Гм, серьёзно? Ну, ничего, зато это денежно. И не бросай ложку. В этом не виноваты ни ложка, ни раковина, – генерал покачал головой.

Венцеслав задумчиво посмотрел сначала на раковину, потом – на Люциана. И пошёл в комнату.

Пирог и Легион

Труд на шахте был сложным, изнурительным, грязным и тяжёлым. Венцеслав сознательно выбрал этот род деятельности, поскольку он помогал избавиться от навязчивых мыслей. О чём? Вернее, о ком? О Люциане, конечно же. Правда, Люциан всё никак не хотел забываться – генерал приезжал к Вацеку в шахты, чтобы привезти ему поесть. Он сам готовил любимому мужчине, заботясь о том, чтобы ничего не остыло по дороге. Сегодня Люциан решил порадовать Венцеслава Рауха пирогом весом в полкило с начинкой из говядины, свинины, брюквы, картошки и лука.

Венцеслав поприветствовал Люциана хмурым взглядом, и они отошли в сторону от шахты и других шахтёров.

– Зачем ты приехал опять?

Генерал улыбался как ни в чём не бывало. Он протянул мужчине ароматно пахнущий свёрток, и это смягчило дримхантера. Тот развернул его, принюхался и смилостивился.

– Накормить тебя, зачем же ещё? – Моргенштерн добавил бы милое «глупый», но подумал, что Раух это неправильно истолкует.

– Показать мне молоховы засосы и рассказать, как сладко он тебя трахает, – ядовито произнёс Раух.

«Зачем тебе я, если у тебя есть Молох, недоумок?» – говорил весь его вид.

– Нет, – погрустнел Люциан. – Не это я хотел сделать. Я просто соскучился по тебе и решил приехать, завезти покушать. Поскольку мы не живём вместе, я не могу давать тебе завтрак с собой.

– Ещё бы мы жили вместе! – ворчливо произнёс Раух. – У тебя есть Молох, так зачем тебе я?

– Я люблю тебя, Вацек, неужто ты не понимаешь? – страдальчески произнёс Люциан, как мать, в который раз объясняющая ребёнку элементарную вещь.

– Ты любишь этого рыжелосого ублюдка, будем честны, – возмутился Венцеслав.

– Люблю? Ты с ума сошёл? Он только и делает, что насилует меня, когда ему это вздумается. Он могущественный демон, поэтому любая попытка сопротивления может закончиться моей смертью. Воскрешать меня никто не будет. Отец? Зачем, если его сын – жалкая подстилка? Мать? У неё недостаточно средств. Молох? Возможно, но только лишь затем, чтобы лишний раз поиздеваться надо мной. Ты? Тебе и в голову такое не придёт, потому что единственная твоя мечта – избавиться от меня. Да-да,

я знаю, как ты ко мне относишься, но я всё равно тебя люблю. Отнекивайся сколько тебе будет угодно.

– Какая проникновенная речь, я сейчас расплачусь, – проворчал Венцеслав, но всё же откусил от пирога и подумал, что тот чертовски вкусный. – Не морочь голову ни себе, ни мне. Дело не в том, что он сильнее тебя. Дело в том, что ты позволяешь ему так с собой обращаться, а если позволяешь, то потому, что тебе на самом деле всё это нравится. Открой глаза, Люциан: ты мазохист. Махровый такой мазохист. Тебе со мной не по пути. Не с такими наклонностями. Ты можешь порадовать только лишь кого-то вроде Молоха.

– Я не такой жалкий, как ты обо мне думаешь, – обиженно ответил генерал.

– Что ты, что Кальцифер – меня тошнит от вас обоих, – отмахнулся Раух.

Моргенштерн сжал ладони в кулаки. Как хотелось вмазать по этой надменной роже, чтобы Венцеслав наконец проникся реальным положением вещей.

– Так почему ты просто не убьёшь меня, чтобы я тебе не надоедал? – с вызовом спросил Моргенштерн.

– Я всё ещё надеюсь на твоё благоразумие, – Венцеслав продолжал есть. – Ты привёз термос с кофе?

– Привёз, – отозвался Люциан и вытащил термос из сумки, позже протянув его Рауху.

Мужчина открыл термос и отпил оттуда кофе. Как же это расслабляло после напряжённой работы. После такого сытного обеда работать не хотелось, однако солнце было ещё высоко. Если Венцеслав уйдёт сейчас, ему не заплатят, поскольку вознаграждение все получали вечером от представителей владельцев шахты. Оставаться без денег после уже половины рабочего дня было для Рауха чем-то недопустимым.

– Так что, мне больше не приезжать? – сглотнув, спросил Люциан.

– Если я скажу «да», ты всё равно приедешь, как будто ничего не слышал, – ответил Раух.

– А вдруг на этот раз я буду серьёзен? – заглядывая в глаза, поинтересовался генерал.

– Поступай так, как считаешь нужным, только не донимай меня бытовыми вопросами, – мрачно произнёс Венцеслав.

У него начинала болеть голова. Вальхейм внутри неё выражал своё бурное недовольство как мог. Старый предводитель небольшой дримхантерской общины, обитавшей в теле Рауха, был недоволен происходящим. По его мнению, Венцеславу давно следовало обезглавить эту черноволосую шавку по имени Люциан и высосать весь жизненный сок из его позвоночника.

Моргенштерн заметил, как Раух поморщился.

– С тобой всё хорошо? – обеспокоенно спросил генерал. – У меня есть таблетки от головы.

– Нет, – отказался Раух. – Просто уходи. С головой я как-нибудь разберусь.

– Только не говори мне, что это опять Вальхейм давит на тебя, – Люциан был готов возмутиться.

– Это касается только меня и Вальхейма, – сдержанно ответил Венцеслав. – Не лезь куда не просят, Люциан.

Моргенштерн хотел ответить, но в разговор включилась Легион, имевшая телепатическую связь с демоном, заключившим с ней договор на силу легионеров.