Волновая функция
Шрифт:
Это бы было хоть и совершенно невероятно, но не невозможно.
Все кости как кости. Их, конечно, потрепало время, но материала для заколки из них не брали.
Фамильная реликвия, вот что приходило на ум. Кость предка с настолько схожими генами, что позволяла обмануть правила прыжка и зацепить с собой целый предмет.
Это очень немало. Целый гребень, целых два зубца. В некоторых мирах я бы очень радовался такому стартовому комплекту. В некоторых мирах два зубца могли бы изменить ход событий по прибытии.
Не камень,
Но она осталась здесь. Что создавало еще одну дилемму. Даже если девушка умерла в своем склепе — она же должна была отпрыгнуть дальше? И, соответственно, утащить фамильную реликвию с собой? Или как? Или, к тому же, эта смерть оказалась не просто жестокой, но и последней?
Я покачал головой. Варианты множились. Это открытие давало новые возможности, но никак не объясняло ни как создать условия для их реализации, ни как ими воспользоваться. Инструкции рядом с костями я не нашел.
Заколка пусть будет со мной. Первый, самый простой эксперимент — утащу я ее с собой или нет. Потеряю по дороге, или нет. Дальше, посмотрим. Все равно костей своих собственных предков мне не найти, не своими же пользоваться.
Я снова собрал останки и понес девушку дальше, туда, где окончили свои битвы в этом мире все шагающие.
Все-таки, умирая, мы оставляем в мире след. Не исчезаем, а то у меня оставались на этот счет сомнения. Наша плоть остается. Превращается в прах. Кости засыхают и крошатся, лежат, отсортированные по саркофагам и безымянным могилам.
Хотелось, чтобы оставленный нами след этим не ограничивался.
Я сложил останки девушки в незанятый каменный саркофаг без надписей. Не хотелось хоронить ее в чужой могиле, кем-то приготовленной для себя. Но если еще и надпись, почти наверняка не ее народа — совсем уж грустно.
Благо, тут нашлись каменные опочивальни и без высеченных надгробных знаков.
Я задвинул крышку. Оставив себе лишь гребень.
Сюда я заходил редко, не самое радостное место, но раз уж зашел, то прошелся мимо всех саркофагов, отмечая надписи, какие мог бы использовать в своих изысканиях. Вновь, никаких привязок, никаких картинок, никаких пиктограмм, которые могли бы помочь.
Остановился у усыпальницы моего римского предшественника.
«Прощай, и помни обо мне». Словно он обращался именно ко мне. Ну, тут никого больше и не было, к кому обратиться, так что точно ко мне.
«Vale et memor sis mei». Прощай, друг. Спасибо за помощь.
Кто знает, может еще свидимся на каком-нибудь крае вселенной, где-нибудь в кофейне прямо за углом от парка.
Мне оставалось несколько дел, которые я хотел провернуть в этом мире, не откладывая до следующих появлений, и я готов двигаться дальше.
I. Интерлюдия. Плоть
Даже раньше, чем открыть глаза, я притронулся к груди.
Гребня не было. Почти наверняка этот мир первый в цепочке
Волшебным являлся не он, а его связь с владельцем, чем бы эта связь не являлась.
Я открыл глаза.
Выглядело вокруг крайне недружелюбно.
Остров, скорее даже просто камень в воде, выпятившийся из моря. Это ничего, с этим еще можно работать. Площадка, на которой я очутился, явно маловата для выживания. Но беда в другом.
Море казалось гнилым. Скорее даже ядовитым. Вонь стояла какая-то ненастоящая — словно химическая. Это не продукты разложения, не гниение, и не протухшие водоросли, не испорченная рыба. Едкий химический запах. Грязная пена у берега вместо красивых, набегающих на песок волн.
Хотя и песка не видно. Булыжники, изъеденные, словно готовые развалиться под воздействием этой химически активной пены.
Я сдерживал дыхание. По тому, как запах бил в ноздри, и это при том, что я еще даже не сделал ни вдоха, — наверняка можно сказать, что мой первый вдох останется единственным.
Но правила не менялись. Хочешь учиться, — вытаскивай информацию из всего.
Я огляделся. Низкие облака, тоже будто гниющие, как грязные хлопья мыльной пены в ведре, или кто-то собрал пену с берега, и швырнул в небо, чтобы выровнять картину.
Остров голый. В центре постамент, явно рукотворный. Меня перебросила сюда не просто случайность — не прихоть подброшенных кубиков.
На постаменте, грязным фосфоресцирующим светом, как гнилушка на болоте, выделялся единственный символ. Зеленоватый иероглиф, ничего для меня не значащий, как и символы на лавовой планете.
Символ принадлежал к ним же. Я это чувствовал. Именно такого я там не видел, или не запомнил, но — те же скругления углов, динамика написания, наклон, некая внутренняя ритмика знаков, их начертаний. Эти символы принадлежали одному народу.
Какая раса гуляла по мирам, оставляя за собой такие обелиски? Знаки, которых я все равно не смогу прочесть.
Лучше бы, конечно, они рисовали картинки.
Я двинулся к обелиску. Захотелось прикоснуться к символу.
Несколько раз моргнул, стараясь запомнить его получше.
Слишком далеко.
Пришлось сделать вдох.
Я умер мгновенно и безболезненно.
I. Глава 3. Октеты не горят
Когда волна бьется о берег, лишь внешне она не оставляет следов. Волна за волной, волна за волной, и все остается неизменным. Может, лишь песчинки меняются местами, да и то, следующая волна путает их между собой снова, и сказать, что какая-то из волн что-то поменяла на берегу — нет, она не поменяла ничего.
Она поменяла все. Бесчисленные комбинации расположения песчинок, уникальные, неповторимые, каждая волна уничтожала одну комбинацию и тут же создавала новую.