Волны любви. Маленькие семейные истории
Шрифт:
В конце октября за мной приехал брат. Приближался сороковой день, да и в школу нужно было возвращаться.
Перед отъездом бабушка решила нарушить траур и сыграть нам с Вовкой любимую мамину мелодию песни из кинофильма «Разные судьбы».
В дни траура на меня напал конфетный жор. Я таскал конфеты из бабушкиного буфета, нимало не заботясь о том, узнает она или нет. При этом конфеты я не ел с пяти лет. После того, когда мама наказала меня за побег к морю, лишив на три дня сладкого. Я понял, что в руках взрослых это мощное воспитательное оружие, и обещал себе больше
Бабушка взяла гитару, стоявшую на спинке дивана, и на нее посыпались мои шарики. Она разъярилась и обозвала меня хулиганом, а брат влепил мне звонкую затрещину. Я убежал на кухню, схватил из вазы горсть конфет, вернулся в комнату и устроил конфетам публичную казнь. Съел все до одной перед онемевшими бабушкой и братом. Когда экзекуция закончилась, бабушка встала и ушла в комнату собирать мои вещи, а мы с Вовкой стали вытряхивать из гитары шарики. Непростая, скажу я вам, работка. Последние шарики никак не хотели вытряхиваться.
Следующий год я жил в семье старшего брата. Мне было тяжело. Я страшно завидовал Артёму. Ведь у него были и отец и мать. Артем был привязан к отцу, и в доме целыми днями слышалось «папа, папа». Однажды я тоже назвал своего брата папой и не сразу понял, что оговорился. Только удивился, что Вова посмотрел на меня как-то задумчиво.
Летом мы всем семейством поехали в Крым в Феодосию, где жил дед моего брата. Очень колоритный ещё мощный старик, всю жизнь проплававший на торговых судах, приписанных к Ленинградскому порту. Мне казалось, что моя бабушка и дед Илья очень бы подошли друг другу. Жаль, что они не встретились в Питере, хотя вполне могли бы.
Вова с Тамарой побыли с нами две недели, а потом уехали, оставив Артема и меня на попечение деда Ильи и его жены Веры. Старикам не было до нас дела, и мы целыми днями были предоставлены сами себе.
Мы жили в степной части Феодосии, довольно далеко от моря, но дружба с местными пацанами, обладателями велосипедов, мопедов и даже мотоциклов, решала все проблемы. Артем играл с мальчишками в пляжный волейбол или с восхищением наблюдал за их соревнованиями по прыжкам в воду со скалы. А я часами бродил по песчаной кромке у воды и ловил голыми ногами теплые неспешные волны прибоя.
Волна окутывала мои ноги по щиколотку, замирала на доли секунды и потом также неспешно уходила. Во время паузы мною овладевало чувство безмятежного покоя, защищённости от неведомых невзгод, гармонии со всем миром. В голове роились красивые фантазии со счастливым концом.
Это было чудесное лето, и я совсем забыл о бабушке, пока она сама мне не позвонила. Она сожалела, что я не приехал к ней этим летом, а на прощание сказала, что увидимся на годовщину маминой смерти. Мне сразу стало больно и захотелось домой, где у меня на столе стояла ее фотография.
Годовщина маминой смерти приходилась на понедельник, поэтому решили устроить поминки накануне в субботу. Бабушка приезжала дневным поездом в пятницу. У Вовы был рабочий день, и он поручил мне самому встретить
Вечером я услышал, как бабушка говорила Вовке:
– Геночка как вырос! Стал таким серьезным и как-будто чужим. И всё больше молчит.
Что ответил брат, я не расслышал. Мне стало грустно и жаль бабушку.
На другой день все прошло благополучно, правда, очень долго. Сначала долго слушали службу в церкви, потом пошли к могиле. Брат успел установить памятник. На памятнике была моя любимая мамина фотография. Та самая, которую я держал у себя на столе. На ней мама была молодая, улыбалась немного застенчиво, словно смущалась того, кто ее фотографировал.
На поминках в этот раз было несколько человек детей. Нас посадили за отдельный стол, и брат сказал мне:
– Руководи, Генрих. Ты хозяин, а ребята твои гости.
Хозяйские заботы не давали мне отвлекаться на слезливые речи взрослых и я мужественно выполнил свою миссию.
Ночью мне впервые после смерти приснилась мама. Я проснулся и долго лежал с открытыми глазами, слушая тихий шелест дождя за окном и ожидая рассвета. Когда немного забрежжило, я встал и пошел на кухню.
Сначала смотрел бесцельно в окно, потом взял книги, привезенные мне бабушкой по моей просьбе, и стал читать «Два капитана». На книге маминой детской рукой было написано «Мамин подарок на мой двенадцатый день рождения». Восьмого сентября мне тоже исполнилось двенадцать. Бабушка не одобряла надписи на книгах, и оставляла эту привилегию только великим. Батюшкову, например.
Вскоре ко мне присоединился брат. Он долго курил на балконе, потом возился у плиты, шуршал пакетами в холодильнике. Я понял, что он хочет мне сказать что-то важное, возможно, не очень приятное, и никак не решается начать.
Я отодвинул книгу и посмотрел на него. Наши взгляды встретились и, мне показалось, что Вова вздрогнул. Он сел напротив и сказал без предисловий, что вчера звонил мой отец и опять просил забрать меня к себе на какое-то время. И решить, как ему ответить, могу только я сам.
Я ждал чего-то подобного, только не ожидал, что отец просил об этом уже не первый раз. Мне ничего не говорили. Ответ у меня был заготовлен давно:
– Я не хочу жить у чужого дядьки. Я его не видел никогда.
Вовка удивился:
– Как не видел? Ты забыл, как год назад сидел у него на коленях и своими соплями пачкал его траурный костюм? Вы с ним на похоронах стояли рядом. Он тебя держал за руку.
Костюм я не вспомнил, но вспомнил теплую и мягкую ладонь, и захотелось пустить слезу.