Волны (В стране любви)
Шрифт:
Джyлія не отвчаетъ.
Лештуковъ. Джулія!
Джyлія не отвчаетъ.
Лештуковъ (подходить къ ней и слегка касается ея плеча). Джулія!
Джyлія. А, это вы… Вы замтили: онъ на меня послднюю взглянулъ, когда уходилъ отсюда…
Лештуковъ. Джулія!
Джyлія (рзко и быстро). Онъ, кажется, оставилъ вамъ деньги для меня? Они съ вами? Дайте.
Лештуковъ (смотритъ на нее съ удивленіемъ. Въ сторону). Довольно прозаической финалъ для столь возвышенной драмы.
Открываетъ письменный столъ, вынулъ столбикъ золота, завернутый въ бумагу, передаетъ Джуліи.
Получите.
Джyлія. Онъ сейчасъ, дйствительно, въ Римъ похалъ?
Лештуковъ. Да, кажется.
Джyлія. Я на эти деньги за нимъ поду, синьоръ.
Лештуковъ. Напрасно, Джулія.
Джyлія. Да, синьоръ. Не качайте головой: поду и найду его, гд бы онъ ни былъ, въ Рим, въ Неапол, въ Милан.
Лештуковъ. Эхъ, Джулія, ничего изъ этого не выйдетъ. Не пара вы.
Джyлія. Синьоръ, онъ сынъ крестьянина, какъ и я… Разв ваши крестьяне благороднее нашихъ?
Лештyковъ. Да не то, Джулія. Не о происхожденіи рчь… А не годитесь вы другъ для друга.
Джyлія. Синьоръ… синьоръ… не людямъ, мн судить объ этомъ. Мое сердце выбрало его.
Лештуковъ. Ну, А его сердце не хочетъ и не уметъ знать ничего, кром своего таланта, который y него, дйствительно, огромный… Вотъ вамъ никогда и не понять другъ друга.
Джyлія. Талантъ… даръ божій… А моя красота разв не великій даръ Божій? Если Богъ одарилъ его, то и меня Онъ не обидлъ. Мы оба равны передъ Нимъ, синьоръ.
Лештуковъ. Да, вы прекрасны, Джулія. И вы хорошая двушка. Вы стоите большой любви.
Джyлія. Онъ не любить меня, синьоръ, но долженъ будетъ полюбить. Потому что иначе… отъ любви, какая въ моемъ сердце, надо умереть, синьоръ! (Поклонилась Лештукову и быстро побжала къ выходу).
Лештуковъ. Любовь сильна, какъ смерть. О, Соломонъ, мудрый царь Израиля!
Отворилъ окно и стоитъ около него. Комната наполняется шумомъ грозно ревущаго моря, небо совершенно черно и вспыхиваетъ по временамъ яркими зарницами…
Ого,
Идетъ за драпировку: приостанавливается.
Въ конц концовъ дерево этотъ Ларцевъ.
Стукъ подъхавшаго экипажа.
Неужели наши.
Выходить изъ-за драпировки переодтый въ легкую шелковую блузу. Перевсился за окно.
Отчего такъ скоро?…. Не слышу…
Переходить къ винтовой лстниц и, открывъ дверь, перекликается съ Амаліей и Бертой.
Лештуковъ. Проводили?
Амалія. Едва успли. Наши часы врозь съ желзнодорожными на цлыя десять минутъ.
Берта. Чуть чуть усплъ вскочить въ поздъ. Велть вамъ кланяться.
Лештуковъ. Спасибо.
Амалія. Сойдете внизъ ужинать?
Лештуковъ. Нтъ, благодарю. Нездоровится, хочу въ постель.
Амалія. Ой, какая скука!
Берта. Мы совсмъ одни. Маргарита Николаевна тоже съ мигренью, прошла прямо къ себ.
Лештуковъ. А художники?
Амалія. Закатились въ курзалъ.
Лештуковъ. На всю ночь, конечно?
Берта. Вероятно. Франческо угощаетъ по случаю скриттуры.
Лештуковъ. Жалю, что не могу сдлать вамъ компанію. Я уже раздтъ.
Амалія. Если такъ, Берточка, не отправиться ли и намъ по своимъ коморкамъ? сть совсмъ не хочется.
Берта. Я бутербродъ захвачу. Въ постели съмъ.
Амалія. Ну, покойной ночи.
Лештуковъ. Покойной ночи.
Отходить.
Берта. Да! Дмитрій Владимировичъ!
Лештуковъ (возвращается). Ну-съ?
Берта. Осмотрите наружную дверь мн показалось, что она y васъ открыта.
Лештуковъ. Хорошо. Сейчасъ.
Амалія. Еще заберется кто-нибудь.
Лештуковъ. Кому тамъ? Покойной ночи.
Прошелъ къ выходной двери и распахнулъ ее: за нею въ темнот стоитъ Альберто, смущенный, блдный, слегка выпившій.