Шрифт:
Annotation
Психанул и запилил фанфик по "Трудно быть богом" Стругацких. Предупреждаю почитателей АБС: очень вольный фанфик...
Титов Владимир Владимирович
Титов Владимир Владимирович
Вольный меченосец
Серая вода протоки поплёскивала в берестяные борта лодочки, покачивала утлое
Их было трое. Впереди ворочал веслом косматый и бородатый верзила лет двадцати, в просторных серых шароварах и кавалерийском колете поверх белой холстинной рубашки. Позади могучего гребца стоял ларец, возле ларца лежала окованная стальными полосками палица. В середине сидела темноволосая девушка, чуть моложе великана, с бледным скуластым лицом и удивительно светлыми глазами - радужка почти не отличалась от белков, отчего девица производила жутковатое впечатление: ни дать ни взять, мертвячка, поднятая из могилы ночным колдовством. Девушка была одета так же, как и здоровяк, и тоже сидела босиком. Она гребла с неженской силой и сноровкой.
Третий путешественник разительно отличался от своих товарищей. И не только богатой одеждой - он единственный носил сапоги, а штаны и кафтан поверх колета - из дорогого сукна. Движения, осанка, привычно-властное выражение лица - всё выдавало в нём знатного воина, кем он и был. Он был немолод - за тридцать, и военные приключения оставили видимый след на его лице: левое ухо срублено, по правой щеке от уголка рта к уху тянулся глубокий шрам. Горбатый от природы нос был когда-то сломан, отчего приобрёл ещё большее сходство с орлиным клювом. Голова, щёки и подбородок были выбриты, только усы свисали почти до груди. Он тоже грёб, не оставляя эту "неблагородную" работу спутникам: в берестяной лодочке посреди протоки нет ни знатных, ни простых.
Лодка шла вдоль лесистого берега острова. Заросли молчали, но люди, сидевшие в лодке, знали, что их провожают несколько пар внимательных глаз. И, что если бы в лодке были чужаки, зелень выплюнула бы несколько стрел и арбалетных болтов, после чего лодка поплыла бы по течению, пока её не перехватили.
Заросли оборвались, открыв овальный заливчик, вдающийся вглубь острова. Его берега были утыканы кольями, к которым были привязаны полтора десятка больших и малых лодок. Ещё несколько лодок лежали на берегу. Трое путешественников подвели свой чёлн почти вплотную к берегу и один за другим соступили в воду. Здоровяк подобрал палицу и вскинул на плечо короб, аристократ с девицей вытащили за борта нетяжёлую лодочку на берег.
К путешественникам приблизились двое оборванцев, до сих пор незаметно державшихся в тени деревьев. Один поигрывал палицей, другой держал в руке маленький одноручный арбалет со стальными "плечами".
– Передай Партайну, что мне надо поговорить с ним в доме совета. Наедине. Немедленно, - негромко бросил аристократ вместо приветствия.
Один из стражей побережья кивнул и заспешил вглубь острова. Следом за ним неторопливо двинулись трое путешественников.
Остров был обитаем. По обеим сторонам широкой грунтовой дороги, по которой шагали путешественники, были в беспорядке разбросаны дома: и бревенчатые избы, и хижины из жердей да тростника, с крышей из просмолённой шкуры водного быка. Возле домов стояли сушильни и коптильни, увешанные кусками рыбы и мяса - их островитяне заготовляли на пропитание и на продажу, здесь же сушились сети. Под навесами на решётках из жердей распялены шкуры. Возле домов на вбитых в землю жердях скалились звериные черепа, которые должны были показывать охотничью удаль хозяев и отпугивать злых духов.
То, как был построен
– Дядя Гилмор! Дядя Гилмор!
– Путешественников окружила стайка ребятишек, от шести до десяти лет. Они скакали, тянули взрослых за рукава и верещали без умолку.
– Дядя Гилмор, а куда ты ездил? Дядя Буян, дядя Буян, а что у тебя в ларце? Дядя Гилмор, а ты видел на реке Крокодилью Смерть? Дядя Гилмор, а когда ты к нам снова придёшь?
Знатный воин улыбнулся - улыбка вышла страшноватой из-за шрама и выбитого когда-то зуба, но мелюзга ничуть не боялась - и потрепал по головёнкам двух сорванцов.
– Пустельга, ну-ка раздели между народом сокровища, - сказал он. Девица, сопровождавшая его, достала из поясной сумочки горсть конфет и, посмеиваясь, стала раздавать в тянущиеся к ней чумазые лапки. Поднялся визг, толкотня, кому-то в горячке дали по уху, тот не остался в долгу, однако потасовка закончилась, не начавшись - знатный воин, которого детишки по-свойски звали "дядя Гилмор", растащил драчунов за уши.
– А ты, Ланни, отчего в сторонке жмёшься?
– спросил он долговязую белобрысую девчонку, в короткой рубашке. Она прибежала весте со всеми, но в весёлой давке за конфетами не участвовала... хотя ей явно хотелось.
– А Ланни наказана!
– радостно наябедничал курчавый бутуз.
– Да ну?
– Аристократ подошёл к "наказанной", присел на корточки.
– Ну-ка, расскажи, что ты натворила!
– Мамка велела лещей к обеду зажарить, пока она стирает, а я лещей потрошила, и у одного желчный пузырь проколола, - проговорила "наказанная".
– Я не заметила, так и пожарила. А лещ горький получился. А мамка меня отшлёпала и не велела у тебя гостинцы просить, как приедешь.
– Дела-а, - ухмыльнулся "дядя Гилморн", поднимаясь.
– Ну что ж, мамку надо слушаться. Но...
– он подмигнул девчонке, - ты ведь у меня ничего не просила, так?
– Так...
– сказала Ланни, и в её глазах засветился огонёк надежды.
– Так вот. А Пустельга сама тебе решила дать гостинец. А ты вежливая девочка и не можешь отказаться от подарка. Правда?
– Правда...
– проговорила Ланни, принимая леденец от Пустельги, и немедленно запихала его за щёку.
– Ах, вот ты где, горе моё!
– К собранию поспешала жилистая баба очень решительного вида. Её косы были скреплены резным черепаховым гребнем, за который в столице модница-аристократка отвалила бы золотой, но островитянкам такие украшения стоили куда дешевле, благо "сырьё" для гребней в изобилии паслось в протоках, озёрах и болотцах. - Ланни, я что тебе говорила? А?
– Ланни надула губы и попятилась за спину доброго дяди Гилмора, понимая, что в его присутствии мать не решится задать ей трёпку.
– Дуэннон, зачем ты мне малую балуешь? Ведь никакого сладу с девкой, одно озорство на уме! День-деньской носится по улицам, с парнишками на палках дерётся! А чтоб матери по хозяйству помочь, так днём с огнём её не сыщешь! Выйди, выйди на свет божий, не прячься, пусть люди на тебя полюбуются, несчастье моё! Десятый год дурёхе, скоро замуж, а кто такую возьмёт? Ты же не хозяйка в доме, а...