Вольный народец
Шрифт:
— Да! Так! — выболтал Вили. — О вайли-вайли…
— Да, спасибо, — сказала Тиффани, шмыгая и пытаясь сморгнуть слезы.
— Хорошо. Я понимаю.
Фиглы осторожно следили за ней.
— Так ты не против того? — спросил Всяко-Граб.
— Нет. Все… в порядке.
Она услышала, как это прокатилось эхом по пещере, со звуком сотен человечков, вздыхавших от облегчения.
— Она не превратишь мя в мрава! — воскликнул Псих-Вулли, счастливо улыбаясь остальным пиксти. — Эй, парни, я говоришь с каргой, и она смотрешь на меня добро! Она улыбнулась мне! — он просиял
— Ой, что-то тебе опять дышать нечем, — сказал Всяко-Граб, затыкая рот Псих-Вулли.
Тиффани открыла рот, но остановилась, когда ее ухо что-то странно пощекотало.
На крыше пещеры несколько летучих мышей проснулись и торопливо вылетали в отверстие для дыма.
Некоторые из Фиглов были заняты на противоположном конце помещения. То что, как думала Тиффани, было большим круглым камнем, откатилось в сторону, открывая большое отверстие.
Теперь ее уши оглохли, как будто бы их залепили воском. Фиглы выстраивались в два ряда по направлению к отверстию.
Тиффани подтолкнула жаба:
— Я хочу знать, что такое мрав? — прошептала она.
— Это муравей, — пояснил жаб.
— О? Я… немного удивлена. И что это за странный визг?
— Я жаба. У нас со слухом не очень. Но вероятно, это оттуда.
Это был Фигл, который вышел из отверстия. Теперь, когда ее глаза привыкли к слабому золотистому свету, она его разглядела.
Волосы вновь прибывшего были белыми вместо оранжевых, и насколько он был высок для пиксти, настолько же он был тощ. Он держал какую-то толстую кожаную сумку, ощетинившуюся трубками.
— Не думаю, чтобы кто-нибудь из людей когда-либо видел подобное, — сказал жаб. — Он играет на мышедуе!
— У меня в ушах звенит, — Тиффани попыталась проигнорировать два больших уха, все еще остававшихся на сумке с трубками.
— Высоковато, да? — сказал жаб. — Конечно, пиксти слышат звуки иначе, чем люди. Наверное, это их поэт-баталист.
— Ты подразумеваешь, что он слагает героические песни об известных сражениях?
— Нет-нет. Он рассказывает стихи, которые пугают врага. Помнишь, насколько значимы слова для Фиглов? Понимаешь, когда хорошо обученный бард начинает говорить, уши врага сворачиваются в трубку. Ах, похоже, они направляются к тебе…
И правда, Всяко-Граб вежливо постучал Тиффани по лодыжке:
— Кельда хочет видеть тебя, хозяйка, — сказал он.
Волынщик прекратил играть и почтительно стоял рядом с норой. Тиффани почувствовала сотни ярких маленьких глаз, наблюдавших за ней.
— Специальная жидкая мазь для овец, — прошептал жаб.
— Извини?
— Возьми ее с собой, — настойчиво прошептал жаб. — Это был бы хороший подарок!
Пиксти внимательно наблюдали за ней, когда она снова легла и поползла в нору за камнем, придерживая жабу. Тиффани приблизилась и поняла: то, что она принимала за камень, было старым щитом, сине-зеленым и разъеденным от времени. Отверстие, которое он закрывал, было достаточно широко для нее, но ее ноги
Вторая причина была в том, чем комната была в основном заполнена, — в насыпанном по краям комнаты и проливающемся на пол золоте.
Глава 7. Точновидение и Ясномыслие
Отсвет, сверкание, блеск, сияние…
Тиффани много думала о словах в долгие часы сбивания масла.
«Звукоподражательство» (она нашла его в словаре) обозначало слова, которые походили на звучание вещи, обозначенной как «кукушка». Но она думала, что должно быть слово, означающее «слово, которое походит на звук, производимый вещью, звучащей даже при том, что фактически она этого не делает».
«Отсвет», например. Если бы свет звучал, то рефлекс от отдаленного окна сказал бы «сияй!». И свет блесток, и все те небольшие вспышки, звенящие вместе, звучали бы «блеск-блеск». «Сияние» было чистым гладким звуком от поверхности, которая собиралась сиять весь день. И «сверкание» было мягким, почти сальным звуком чего-то богатого и маслянистого.
В небольшой пещере они собрались все сразу. Горела только одна свеча, которая пахла бараньим жиром, но золотая посуда и чаши мерцали, блестели, вспыхивали и посылали свет повсюду до такой степени, что крошечный огонек наполнял воздух светом, который даже пахдорого.
Золото окружало кровать кельды, сидящей в груде подушек. Она была намного, оченьнамного полнее мужчин пиксти, она выглядела, как будто была сделана из круглых кусков рыхлого теста, и волосы у нее были каштанового цвета.
Ее глаза были закрыты, когда Тиффани вползала, но резко открылись в тот момент, когда она прекратила протискиваться внутрь. Это были самые острые глаза, которые она когда-либо видела, намного острее, чем даже у мисс Тик.
— Итак… ты будешь маленькая девочка Сары Болит? — спросила кельда.
— Да. Я думаю, да — сказала Тиффани. На животе лежать было не так уж удобно. — А вы кельда?
— Да. Я думаю, да, — сказала кельда, и круглое лицо покрылось массой морщин, потому что она улыбнулась. — Итак, как тебя зовут?
— Тиффани, э, Кельда.
Фион появилась из другой части пещеры и села на табурет, внимательно наблюдая за Тиффани с неодобрительной миной.
— Хорошее имя. На нашем языке ты была бы Ти-Фа-Тойнн — Земля Под Волной, — сказала кельда, это звучало как «Тиффан».
— Я не думала, что имя должно что-то означать…
— Ах, что люди собираются сделать и то, что сделано, — две разные вещи, — сказала кельда. Ее маленькие глаза сверкнули. — Твой младший брат… в порядке, дитя. Можно сказать, что сейчас он в большей безопасности, чем когда-нибудь был. Никакие смертельные беды ему не грозят.
Кроля не тронула и волоска с его главы. В этом-то и зло. Помоги мне встать, девочка.
Фион немедленно подскочила и помогла кельде выбраться из подушек.