Шрифт:
Вологжанин
Доблесть родителей – наследство детей.
В. Веденеев.
Пролог
В XVII веке Московское царство стремительно расширялось на восток, присоединив сначала Западную, а потом Восточную Сибирь. Русские землепроходцы шли все дальше «встречь солнцу». Во второй половине XVII столетия казаки проникают в Даурию. Даурией тогда называли все земли за Яблоновым хребтом, который звали «камень». Русские появляются в Забайкалье, Приамурье, строят остроги, приводят в подданство местное население, закрепляются, заселяют новые земли.
В XVII веке маньчжурские племена объединяются под предводительством хана Нурцахи. В 1636 году его сын Абахай принял титул императора, назвал свою династию Цин (Чистый) и захватил ряд северокитайских провинций. В 1644 году китайские феодалы
Районы Амура становятся зоной параллельного проникновения русских и маньчжуров. Последние и раньше совершали сюда походы, но не пытались здесь закрепиться, удовольствовавшись данью. Когда маньчжуры вновь обратили внимание на Амур, оказалось, что их данников обложили второй данью пришельцы, которых местные племена звали «лоча». Сначала по Амуру плавал Ерофей Хабаров, потом его преемник Онуфрий Степанов. В устье Шилки появился с дружиной Петр Бекетов. Маньчжуры пытались выбить пришельцев. Первый раз напали на Хабарова у острожка Ачанского и потерпели поражение. После сражения богдыхану ушло донесение, где были такие строки: «…Глаза у них глубокие, голубые, они храбры как тигры». С 1654 года и до заключения Нерчинского договора идет череда военных столкновений. Московское правительство пытается урегулировать отношения с Китаем, правящей элитой которого стали маньчжуры, мирным путем. Маньчжуров и китайцев русские звали богдойцами.
Албазин
Девятого июля1685года в стены Нерчинского острога, сделанные из вертикально вкопаных заостренных бревен-острожин, входил отряд Афанасия Бейтона. Шли казаки, набранные во многих сибирских городах от Тобольска до Удинска. Шли казацкие и стрелецкие дети, шли ссыльные иноземцы, шли промышленные люди, потому что оскудела соболями Сибирь, и записывались они в казаки; а также шли наемники, которых домоседы нанимали вместо себя. Были среди наемников беглые крестьяне, гулящие люди, попадались и лихие, не брезговавшие разбоем. Вся эта вольница шла с Тобольска в неведомую Даурию и прославилась воровскими делами. Слушали лишь вожаков, свои дела решали на войсковом круге. Было недовольство, раздоры, смута. В Енисейске воевода Щербатов назначил им нового начальника – казачьего голову Бейтона. Исподволь Афанасий наводил порядок. Постепенно казаки привыкли к опытному командиру, устанавливалась дисциплина. Когда отряд прибыл в Удинск, там не оказалось скота: всех лошадей, быков, овец угнали монголы. Бейтон усилил отряд добровольцами из гулящих и промышленных людей, баргузинскими тунгусами и отправился в погоню. В верховьях Чикоя скот удалось отбить, потерь не было, и казаки поверили в боевой опыт и удачу казачьего головы Входили они с опухшими от гнуса лицами, в пропотевших рубахах, штанах, заправленных в кожаную обувку: сапоги, ичиги, олочи. Все казаки шли вооруженные пищалями-кремневками, которые выдали даурскому отряду, и разнообразным холодным оружием: саблями, палашами, копьями, рогатинами, пальмами, топорами, бердышами, ножами – кое-где виднелись луки и пистоли за поясами. Давно выяснили казаки, что идут они на войну.
На берегу Нерчи в кустах у костра сидели трое: Иван Вологжанин, промышленник из Удинска, где вместе с сыном пристал к отряду, Никита Черкас, ссыльный запорожский казак, и знакомый Ивана – служивый нерчинский казак Терентий Лосев. Сын Вологжанина, Васька, сухощавый смуглый высокий подросток, на перекате дергал удочкой пескарей и складывал их в сумку, висевшую на боку. Мужики, хлебнув бражки, принесенной Терехой, и похлебав ухи, вели неспешный разговор. Лосев рассказывал об Амуре:
–Я вместе с Игнатием Миловановым по Амуру вниз плавал до Зеи. Острожки Зейский и Селенбинский смотрели. Места там хорошие, пространные, хлеборобные, и елани есть, и сенные покосы, по рекам луга большие. Албазин еще ближе – за две недели туда-сюда можно обернуться. Там за лето хлеба по пояс вымахивают. У нас тут под Нерчинском урожаи хилые, вот албазинцы
Вологжан пошевелил пальцами босых ног, отгоняя мух. Олочи сушились на пригорке.
– Как там с охотой?
– На Баргузине соболя почти выбили. Я в служивые пошел, чтобы кабалу заплатить, последние годы прибытка никакого не было. По весне еще и Дарья в прорубь поскользнулась, утонула. Остались вдвоем с мальцом.
–Малец-то скоро выше тебя будет, – подал голос Никита.
–Пятнадцать годков по осени стукнет. Я ведь на промысле с осени до весны был. Дарья у меня тунгуска была, Ваську многому научила. Он силки на зайцев да кабарожек ставит, уток и рябчиков из лука стреляет. Про рыбалку не говорю: на речке и дневал бы, и ночевал.
Помолчали. Терентий продолжил разговор:
–Соболь на Амуре похуже баргузинского, с рыжинкой, однако зверя не меряно. Встречаются сохатый и пятнистый олень, северный олень и косуля, бурый медведь и кабан, рысь и барс, тигр есть.
Иван встрепенулся:
–Слышал, что за зверь?
–Кошка полосатая, пудов десять-пятнадцать будет, всякого зверя берет: и кабана, и медведя. Наши охотники били. Рыба на Амуре всякая. Говорят, в низовьях рыбины с лодку есть, калугой зовут. В лесах женьшень растет – корень жизни. Кто его настой пьет, долго жить будет. Вот только богдойцы нас туда пускать не хотят. Народы местные к себе переселили, на деревни нападают, хлеб конями травят, Албазин в осаду взяли. Я думаю, казаки, вам теперь туда дорога: богдойцев воевать, да наших выручать.
Опять замолчали. Вечерело. Никита Черкас сказал:
–В острог идти надо, а то ворота закроют. – Помолчав, добавил: – Я, Иван, Ваську сабельному бою обучать начну.
Вологжанин поглядел на него:
–Хорошо.
Мужики собрались, кликнули рыболова. Васька вылез в мокрых штанах, но довольный:
–Гляди, батя, полсумки надергал.
–Молодец, – улыбаясь в бороду, пробурчал Вологжанин.
Пошли к воротам. То там, то здесь горели костры, переговаривались казаки, занимались своими делами: починялись, плескались в воде, заодно стирая одежонку. Подходя к воротам, Никита спросил Ивана:
–Мы с отцом в Сибирь с Вологды пришли, вот и Вологжанин.
–Так ты всю Сибирь прошагал? – спросил потрясенный Лосев.
–Ага, – кивнул Иван, – с огольцов, поменьше Васьки был. Сначала до Мангазеи добрались, а потом везде соболевали. Только когда отца медведь заломал, я в Баргузине остановился. Дарью выкупил, она в работницах у купца жила, крестил, женился. Теперь другую долю с сыном поищем.
В воеводской избе после плотного обеда в горнице сидели и беседовали нерчинский воевода Власов и Бейтон. На столе стояли кувшин вина и чарки. В горницу через рамы, где кусочки слюды были забраны в замысловатые железные переплеты, струился неяркий солнечный свет. Воевода Иван Остафьевич делился мыслями, Умный, образованный, хозяйственный, Власов недаром был послан воеводой в самые восточные владения Московского царства. Он считался опытным и решительным руководителем и администратором и укреплял русское влияние, где военными действиями, где дипломатией. Иван Остафьевич предпринимал все возможные меры для укрепления Албазина, форпоста русских на Амуре. Сейчас он хотел услышать мнение Бейтона, о котором слышал много хорошего. Больше тридцати лет назад Бейтон приехал в Москву из Пруссии, крестился, женился. Служил Афанасий Иванович в полках иноземного строя и с поручика дослужился до подполковника. Участвовал в сражениях русско-польской войны 1654-1667 гг. Затем Бейтона отправили в Томск, где он успешно оберегал границы от набегов джунгарских ханов. За время службы Афанасий Иванович проявил себя храбрым и опытным командиром.
–Положение трудное. В Албазине воеводой Толбузин Алексей Илларионович. Дела местные хорошо знает, его отец в Нерчинске воеводой сидел. Сам мужик деятельный, Албазин укрепил, только людей у него мало: вместе с промышленниками и крестьянами – чуть больше трехсот. Сейчас сидит в осаде, просто так не сдастся. Я двадцать второго июня весть получил. Богдойцев – тысяч пять. Бусы свои выше Албазина поставили, однако отряд на помощь я отправил. Ушло сто служивых с двумя пушками да тремя затинными пищалями на одиннадцати стругах. Лишь бы пробились.