Волонтеры Челкеля
Шрифт:
— Ты… эта… поймай их, товарищ Косухин! Всенепременно поймай!
Степа с сожалением поглядел на раненого льва революции, козырнул и отправился в соседний кабинет. Но там было пусто — товарищ Венцлав отсутствовал.
Командира 305-го полка Косухин нашел во дворе. Венцлав стоял перед строем каких-то незнакомых солдат в таких же, как у него, серых шинелях. На рукавах краснели треугольные нашивки, на головах — высокие суконные шлемы со странным знаком — голубым крестом с изогнутыми краями. Степа, привыкший к своей красной звезде с плугом и молотом, поневоле удивился, заодно прикинув, что в таких шинелях бойцам будет на здешнем морозе холодновато. Незнакомые
— Здравствуйте, товарищ Косухин, — Венцлав, козырнув Степе, кивнул на строй в серых шинелях. — Прошу знакомиться: бойцы моего полка. Пришли сегодня утром. Прорвались через тайгу.
«Ого!» — подумал Степа, по своему опыту знавший, что такое переход через зимнюю тайгу. Он подошел ближе к строю и, чувствуя неизбежное волнение — ведь перед ним были бойцы 305-го! — произнес:
— Здравствуйте, товарищи!
— Здра! — дружно и слаженно ответили бойцы, причем, как Степа успел заметить, даже не покосившись в его сторону. Косухину стало не по себе — бойцы отвечали непривычно, да и держались они в строю слишком ровно для отвыкших от дисциплины красноармейцев.
«Ишь, гвардия!» — подумал Косухин и доложил Венцлаву о разговоре с Федоровичем.
— Знаю, Степан Иванович, — кивнул Венцлав. — К тому времени, когда сюда привезут адмирала, с Арцеуловым мы покончим. Но Лебедева нужно взять живым… Запомните — только живым.
— Хоть бы знать, как он выглядит, — неуверенно заметил Степа. — И фамилию-то настоящую… Может, его и нет вообще, этого Лебедева?
— Думаете, Ирман соврал? — мрачно усмехнулся Венцлав, и Косухин вздрогнул, вспомнив страшную ночь у могилы генерала. — Нет, Степан Иванович, мертвые не лгут. Я приказал перерыть архивы военного министерства. Там многое пропало, но вдруг все же повезет… По городу идут сплошные обыски, но своих бойцов я держу в резерве. Они еще понадобятся…
Косухин не удержался и спросил о странном знаке на шлемах у бойцов 305-го.
— Свастика, — чуть улыбнулся Венцлав. — Знак бегущего огня… Введена приказом Реввоенсовета в некоторых частях. Она мне нравится. Это очень древний знак, товарищ Косухин…
Степа, решив как-нибудь попозже расспросить товарища Венцлава об этом странном символе, поинтересовался о дальнейших приказаниях. Венцлав, подумав, велел Косухину проверить посты внешней охраны, а затем подождать его в караулке.
— Я бы в город лучше, — возразил Степа. — Потрусил бы буржуев… Глядишь и накрыли бы, чердынь-калуга!
— Мы найдем их, Степан Иванович, — мрачно усмехнулся Венцлав. — И если не ошибаюсь, найдем скоро. Вот тогда вы и пригодитесь…
Косухин не стал спорить. Он некоторое время просидел в караулке, где, перекуривая, выслушал историю ночного нападения на тюрьму. Узнав, что белый гад Арцеулов затеял это ради освобождения студента-заложника, он чрезвычайно удивился. Расспросив охрану, он изумился еще более — оказывается, капитану был нужен тот самый очкарик, которого Косухин арестовал в доме на Троицкой. Степа вспомнил бедную девушку, которой он принес генеральскую кошку, и с сожалением подумал, что так и не забежал ее проведать. Впрочем, он успокоил себя тем, что завтра же выкроит время и занесет ей кое-что из пайковых продуктов.
— Студент-то, выходит непростой, — рассудил Степа. — Газ, опять же… Вдобавок этот Лебедев — летчик. Но ведь «Владимир Мономах» — это золотой запас?
Косухин поневоле задумался. Конечно, летчик вполне мог пригодиться проклятым белякам — ведь товарищ Венцлав
Впрочем, Степан рассудил, что больная девушка здесь, вероятно, ни при чем, а вот относительно всего остального, ему следует доложить товарищу Венцлаву и желательно поскорее…
Он вышел из караулки и пошел искать командира 305-го. Однако, того нигде не было. Косухин покрутился по двору и обратил внимание, что бойцы в серых шинелях — красноармейцы Полка Бессмертных героев, — расположились тут же, прямо во дворе, несмотря на мороз и начавший падать снег. Они сидели на сваленных у стены бревнах, поставив винтовки в пирамиду. Сидели они странно — никто не курил и, насколько успел заметить Косухин, не разговаривал.
«Вот чудики!» — подумал Степа, подходя поближе.
Он не ошибся. Бойцы 305-го сидели молча, не двигаясь и даже не стряхивая снег, падавший на шинели и высокие шлемы со странным голубым знаком. Глаза у всех были широко открыты, но Степа заметил еще одну поразившую его особенность — эти глаза не моргали.
«Ну и странный народ!» — рассудил Косухин. Он стал рядом, попытавшись заговорить.
— Давно тут, товарищи? — вопрос был глупый, поскольку Степа и так знал, что бессмертные герои прибыли сегодня утром. Впрочем, это не имело значения, поскольку никто не думал отвечать. Косухин потоптался еще минуту, решив было уходить, как вдруг обратил внимание на одного из красноармейцев. Высокий суконный шлем закрывал половину лица, но странный краснолицый парень показался знакомым. Степа всмотрелся.
— Федя! Княжко! Ты?!
Слова вырвались сами собой. Красноармеец никак не реагировал, и в ту же секунду Косухин обругал себя последними словами. Бред! Его друг, красный командир Федор Княжко никак не мог быть здесь…
Федю ранило под Бугурусланом, и он умер на третий день от заражения крови. Комполка приказал похоронить красного командира Княжко в центре освобожденного от белых гадов города, но внезапно из самой Столицы пришла телеграмма, что прах доблестного героя будет похоронен у стен Главной Крепости, рядом с павшими защитниками дела пролетариата. Федю уложили в цинковый гроб и отправили в специальном вагоне. Косухин провожал друга до станции, хорошо запомнив пустой товарный вагон и серый гроб с нелепыми цинковыми гирляндами.
— Извини, товарищ, обознался, — пробормотал Степа, хотя тот, кто был так похож на Федю, кажется, его даже не слышал. И вдруг взгляд Косухина упал на руку этого, похожего. Рука, как рука, но на кисти синела небольшая татуировка. Степа был готов поклясться, что узнает буквы «Ф.К.» — Княжко, по его рассказам, сделал эту наколку лет в двенадцать, когда служил в подмастерьях.
Косухин повернулся, и, стараясь не оглядываться, пошел прочь. Можно было, конечно, спросить о странном красноармейце у самого товарища Венцлава, но Степа вдруг понял, что делать этого не станет. Более того, ему почему-то совсем расхотелось докладывать о квартире на Троицкой. Степа представил себе, что товарищ Венцлав прикажет доставить сюда эту девушку. Если интересы революции требуют, чтобы даже мертвецы давали ответ, то заставить говорить бедную девушку, которая так горевала о пропавшей кошке, для Венцлава труда не составит.