Волонтеры Челкеля
Шрифт:
Разобравшись с раненым, Степа хотел было пройтись по окопам, дабы лично подбодрить народ и укоротить паникеров, как вдруг сообразил, что уже полдень. Часов у Степы не было, и он хотел спросить у одного из офицеров, возившегося поблизости с непослушной пулеметной лентой, который час, как вдруг почувствовал, что земля начала мелко дрожать. В первую секунду подумалось об очередном обстреле, но затем откуда-то сзади донесся низкий протяжный гул.
«Мономах»!
Забыв об опасности, Степа высунулся из окопа и обомлел. Стройный силуэт ракеты был окутан паром, воздух
Стрельба стихла, все покрыл грохот работающих двигателей. Теперь уже весь отряд, — кто выглядывая из окопов, кто даже выскочив на бруствер, — смотрел на величественно поднимавшегося ввысь серебристого гиганта. Степа оглянулся: китайцы, забыв о противнике, тоже глядели на полигон.
«Мономах» уже стоял, он поднимался под землей, из сопел било невыносимо яркое пламя. Ракета уносилась ввысь. Кто-то крикнул «ура!», крик подхватили, солдаты, забыв обо всем, размахивали винтовками, послышались беспорядочные выстрелы в воздух. Сзади послышался ответный крик — китайцы махали руками, кто-то даже подкидывал вверх шапку с меховой опушкой.
Там, где только что была ракета, теперь клубился дым, в небе расплывался яркий белый след, ведущий прямо в зенит. То, что было минуту назад стройной серебристой громадиной, превратилось в еле заметную искру, тающую в белесом пространстве…
«Счастливо, братан…» — подумал Степа и оглянулся. Солдаты спрыгивали обратно в окопы, возбужденно переговариваясь, кое-кто уже надевал вещевые мешки и закидывал за плечо винтовки. Степа поглядел на китайцев, деловито занимавших позицию, и понял, что для него самое трудное только начинается.
К нему спешил Гаврилов, а вместе с фельдфебелем еще с полдесятка возбужденных солдат.
— Комиссар! Надо уходить! Пора!
В голосе фельдфебеля еще чувствовалось возбуждение от увиденного, но сквозь него уже проступал страх.
Солдаты поддержали начальника «революционного штаба» радостным гулом. Степа покачал головой и достал наган. Крики немедленно стихли.
— Значит так, чердынь-калуга! На полигоне еще остались люди. Будем держаться, пока сможем. Вопросы?
Вопросов не было, но многие смотрели на Степу так, что он не пожалел о заранее приготовленном оружии. Один из солдат двинулся прямо на Косухина, что-то злобно бормоча. Степа выстрелил навскидку — с солдата слетела шапка и он испуганно присел, бросив оружие.
— Назад! — рявкнул Косухин, и все послушно попятились. — Кто побежит — пристрелю! Ясно?
Теперь уже действительно все стало ясно. Ворчащие солдаты разошлись по местам, Гаврилов куда-то пропал, и Степа вновь занял место у бойницы.
Не успели солдаты немного прийти в себя и занять позиции, как к Степе подошел один из офицеров-фронтовиков — худой штабс-капитан с солдатским Георгием.
— Господин комиссар, разрешите?
Степа механически отметил совершенно нелепое обращение, но протестовать
— Прошу не считать меня паникером, господин комиссар, — негромко продолжал штабс-капитан. — Но, по-моему, нас обходят…
Степа не стал задавать приличествующих случаю вопросов типа: «Панику поднимаешь, шкура офицерская?» Он оглянулся и коротко бросил: «Продолжайте.»
— С севера, там где озеро — минные поля. Уже минут пятнадцать там что-то взрывается. Вначале думал, снаряды, но потом понял: мины. Они расчищают проход.
— Так, — кивнул Степа, удивляясь лишь, отчего китайцы не сделали этого раньше. О подобной возможности он подумал сразу и очень надеялся, что неведомый ему генерал Мо по своей ограниченной классовой сущности окажется несообразительным. Как оказалось, надеялся зря.
— Минут пять назад разрывы стихли, — закончил офицер. — Вы, как я понял, воевали, господин комиссар, так что оценивайте сами…
— Через сколько времени они будут здесь? — Степа вдруг сообразил, что китайцы скорее всего двинутся прямо на беззащитный полигон.
— Минут через десять. Может, даже меньше. Разрешите идти?
Степа кивнул, думая уже о другом. Через несколько минут отряд будет отрезан со всех сторон. Тем, кто на полигоне, помочь уже нечем. Степа подумал о Берг, понадеявшись, что у тех, кто остался в рубке, будет какой-нибудь транспорт, чтобы успеть вырваться.
«А если нет? — вдруг подумал Косухин. — Если Наташе еще нельзя уходить? Она ведь говорила, что будет ждать, пока «Мономах» на эту, чердынь ее, орбиту не вытянет!..»
— Подготовиться к отходу! — крикнул Степа, хлопая себя по карманам в поисках патронов. У него был карабин, две обоймы и револьвер. На короткий бой хватит, а на большее он не рассчитывал.
Приказа, похоже, ждали. Вещевые мешки были уже за плечами, солдаты привычно разбивались по взводам, откуда-то вынырнул Гаврилов, но увидев Степу, поспешил пристроиться там, где ему велено, в арьергарде.
Косухин отправил Остроумова к грузовику, приказав немедленно уезжать на условленное место встречи, напомнил офицерам и членам «штаба» маршрут, который они и без него знали, и вдруг понял, что сам уходить не должен. Там, где еще недавно стоял «Мономах», оставались люди, которых он не смог защитить. Там была Наташа. Степа медлил, солдаты нетерпеливо поглядывали на него, то на Гаврилова, и вдруг по траншее прошелестело: «Обошли!» Косухин выглядел из окопа и увидел, как с севера, отрезая путь на полигон, быстро движется ровная густая цепь. Времени на размышление не оставалось.
Степа скомандовал отход, а сам отошел в боковой ход сообщения, пропуская пробегавших мимо него солдат. О нем не забыли — несколько рядовых и все офицеры окликали его, советуя поторопиться, но Косухин лишь кивал, продолжая ждать. По окопу проскочил последний — арьергардный — взвод, и в ход сообщения заглянула испуганная физиономия Гаврилова.
— Товарищ комиссар! Скорее! — мыслями председатель штаба был уже где-нибудь в верстах в двадцати отсюда, а может, и на границе с русским Туркестаном.