Волшебная книга Эндимиона
Шрифт:
— А ты сам видел?
— Что? — разозлился Блейк. — Да говори толком!
— Я толком… А вот ты ничего не заметил!
— Чего?
— Ничего! Он ничего не читал!
— Оставь эти шутки! Говори или вообще молчи!
— А ты попроси как следует.
— Знаешь… — Блейк отвернулся от нее.
— Я-то знаю, а вот ты нет… У него в книжке ничего не было. Ни единого словечка! Он глядел на пустые страницы. Как в той книге, которую ты держал сегодня в библиотеке.
Она с торжеством посмотрела на Блейка. Тот молчал.
— Не смешно, — сказал он потом. — Придумала бы чего-нибудь получше.
— Честное-пречестное,
Он опять не сразу ответил ей.
— Если правда, то мало ли что мог он держать в руках. Блокнот, например. Или тетрадку толстую. Для всяких записей. И уже хотел что-то записать, а ты помешала.
— У него не было ручки, Блейк!
— А может, он как раз кончил читать этот роман и сидел, думал о прочитанном. А пустые страницы… В некоторых книгах в самом конце бывает по несколько пустых страниц. Ты разве не знаешь?
— Знаю. Только я же видела. Это никакой не блокнот и не роман. И раскрыта книжка была не в конце, а в середине… А как он уставился на тебя, помнишь? Как будто ты какой-то подозрительный. Только, по-моему, он сам подозрительный.
Блейк ничего не отвечал.
— Ну, что же ты молчишь?
— А что говорить? Смотрел он так, потому что мы ему помешали. Читать или вспоминать… Мы отстали от мамы, давай догоним!
Он ускорил шаг.
Если сестра не выдумывает, то все это очень и очень странно. И загадочно. Прямо как в настоящей сказке. А то, что этот человек держал в руках, действительно, похоже на книгу. На самую настоящую. И смотрел он в нее, как смотрят, если читают… Но что же он читал? И неужели может быть так, чтобы в один день ему, Блейку, попались две одинаковые книги? Одинаково пустые! Чудеса да и только…
Они подходили к одному из самых оживленных перекрестков. Справа высилась старинная каменная башня с двумя фигурами в золоченых шлемах, готовых своими дубинками ударить в колокол, чтобы люди, снующие внизу, под ними, узнали, который сейчас час. А в нескольких сотнях метров отсюда, за зданием колледжа и ярко-зеленой лужайкой находится мост через речку, перейдя по которому они выйдут на Миллстон-Лейн, улицу, где их дом.
Уже подходим к дому, с горечью отметил Блейк, а я так и не разобрался с этими книгами. Думай теперь о них целый вечер, а то и ночью приснятся!
Словно угадав его мысли, Дак произнесла:
— Целых две с пустыми страницами! Наверное, тут какая-то страшная тайна, как думаешь? А что, если я отгадаю первая?
— Попробуй! Без меня ты, как машина без водителя.
— Ладно. Посмотрим. Вот увидишь!
Блейк не обратил внимания на ее похвальбу. Пропустил мимо ушей. Он вспомнил, что сегодня они будут на этом званом ужине, и ему пришло в голову удрать оттуда и пробраться в библиотеку, где он был утром. Там он найдет ту самую книгу, осмотрит ее, прощупает всю насквозь, и тогда уж непременно разгадает эту тайну. И расскажет своей похвальбушке-сестре.
Глава 5
В кармане у него был фонарик. Время от времени Блейк притрагивался к его корпусу, чтобы удостовериться, на месте ли он…
Место ужина перенесли из огромной, продуваемой всеми сквозняками университетской столовой в меньшее
Небольшие светильники на их пути к колледжу не столько освещали им дорогу, сколько делали ее более причудливой из-за игры света и тени, и начинало казаться, что она полна опасностей.
На подходе к колледжу, когда уже слышались голоса и звон посуды, Блейку захотелось повернуться и убежать, но мать своевременно положила руку ему на плечо и удержала. Как они все чувствуют, эти родители!..
— Надеюсь, вы будете вести себя прилично и мне не придется краснеть за вас, — проговорила она негромко, когда уже поднимались по каменным ступеням к тяжелым мраморным колоннам входа.
Холл освещался фонтаном ослепительного света, брызжущим с потолка из огромной люстры. Дак шла под ней, пританцовывая от возбуждения, Блейк обратил внимание на портреты в рамах, развешанные на задрапированных шелком стенах. Особенно на один из них, самый большой, где был изображен какой-то старец на фоне пустыни, а у его ног — лев, только размером с небольшую собаку. Человек был в красном плаще и, судя по всему, что-то лихорадочно записывал в лежащую перед ним книгу. Блейк ясно видел слова, но понять ни одно из них не мог. Старец напомнил ему увиденного недавно человека с собакой, хотя тот вовсе не писал, а читал, хотя, по уверениям Дак, читать там было нечего.
Миссис Уинтерс не стала задерживаться и прошла дальше по коридору, к гардеробу, где сняла плащ и надела одну из висевших на вешалке черных мантий. Блейк тоже снял куртку и уже взял мантию с крючка, но мать остановила его.
— Они только для членов Книжного сообщества. И для преподавателей университета.
— Если нельзя надеть этот черный халат, — решительно сказала Дак, — я не сниму свой желтый плащ.
Мать не стала с ней спорить, оглядела себя в зеркале, поправила прическу, разгладила складки мантии, и они вошли в комнату, где уже расположились гости — группами по двое, по трое и больше, оживленно беседуя. Насколько мог уловить Блейк — говорили, главным образом, о научных работах и о разных книгах. Наверняка только о тех, в которых есть буквы и слова.
Блейк прошелся по комнате, пока не наткнулся на стойку, где на подносе стояли сверкающие бокалы, наполненные янтарной жидкостью. Обернувшись не смотрит ли мать, он схватил один из них, запах ему понравился, попробовал на язык — тоже ничего. Он сделал большой глоток и чуть не задохнулся. Хуже, чем если сигаретный дым вдохнуть! Воровато озираясь, он поставил питье обратно и взял с другого подноса бокал с рыжим апельсиновым соком. Это уж без обмана!
Придя в себя, он стал оглядывать помещение.
Здесь тоже было полным-полно мужских голов и лиц — они неодобрительно глядели на него с портретов на стенах, с бюстов на каминной полке и были похожи друг на друга, а все вместе, пришло ему в голову, — на хищных птиц, высматривающих очередную жертву. Он отвернулся от их упорных взглядов.
Его мать, заметил он, чувствовала себя здесь вполне в своей тарелке, беседуя с теми и с этими, улыбка не сходила с ее лица. «Вращается» — так называл это его отец, а сама она, когда бывала в хорошем расположении духа, говорила еще откровенней: «Забрасываю сети».