Волшебная книга Эндимиона
Шрифт:
— Идите сюда, Блейк… Дак… — послышался голос от дверей на галерею. — У миссис Ричардс есть дела поважнее, чем беседовать с вами.
Там стояла их мать с папкой в руке.
Прежде чем Блейк направился к ней, миссис Ричардс успела шепнуть ему:
— Насчет этих слов… я подумала… Скорей всего, они означают: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Согласен?
Он кивнул и уже на пути к двери, повернув голову к рукописи под стеклом, упрямо проговорил:
— И все-таки это парень, а не старик. Готов поспорить…
Солнце
Миссис Ричардс проводила их до выхода и придержала дверь для Мефистофеля, который некоторое время колебался, выйти наружу или остаться в библиотеке. Прийти к решению ему помогла нога библиотекарши, вежливо выпихнувшая его за порог, на небольшую лужайку.
Миновав лужайку, они все вышли на аллею, окаймленную кустами и деревьями, бросавшими причудливые тени им под ноги. С этими тенями Мефистофель затеял понятную лишь ему одному игру прыгал на них, отскакивал, ударял по ним лапами.
Продолжая путь, они прошли под каменной аркой, все углы которой были затянуты толстым слоем паутины, и двинулись вдоль большого здания с ромбовидными окнами — здесь находилась студенческая столовая. Ко входу туда вела крутая лестница, по бокам обсаженная кустами роз, но люди и кот не пошли по ней, а обогнули склад и вошли в длинный крытый проход.
Это была самая старая часть территории колледжа Святого Иеремии, существующего с четырнадцатого века. Когда-то он принадлежал монахам-бенедиктинцам, членам старейшего из католических монашеских орденов. С тех времен сохранились невысокие каменные строения, окруженные садами. Монахи выращивали здесь лекарственные травы. Крытые проходы вели к часовне. Сохранились они частично, и веселые студенты любят сейчас, проходя по ним, кричать, выть, вопить — потому что эхо тут знатное и преобразует все эти звуки в нечто невообразимое.
Блейк знал об этом и потому тоже не преминул нарушить покой и тишину этих мест, а мать сделала ему замечание.
Они шли дальше. Мимо покрытых пылью винтовых лестниц, ведущих когда-то в монастырские спальни, а теперь — в институтские служебные помещения. Это справа от них. А слева — через несколько каменных арок можно было выйти на поляну, посреди которой стояло гигантское дерево — могучий платан. Возле него притулилась маленькая скамеечка, сидя на которой, как говорила мать Блейка, полагалось предаваться «глубоким и спокойным раздумьям». Что не для вас, добавляла она, неодобрительно глядя на сына и дочь. И те не возражали.
Не дожидаясь матери и сестры, забежавший вперед Блейк первым вошел во двор перед главным зданием колледжа, напоминавшим старинный замок. Его каменные медового цвета стены со всех сторон были украшены квадратными башенками. По углам здания, у самого основания стен, из земли выглядывали горгульи — рыльца водосточных труб, сделанные в виде различных фантастических фигур. Они улыбались ему (или, может, усмехались — кто их поймет?). Сегодня у них работы не было: дождь не лил, весь день светило солнце. Возможно, поэтому они улыбались. Он взглянул на солнце, зажмурился и тоже попробовал улыбнуться.
— У них улыбка красивей, — услышал он голос Дак и открыл глаза.
Он не заметил, как они с матерью подошли.
— Не хотите пройти до конторы привратника? — спросил он, глядя на мать.
Контора находилась возле главного входа, и туда привозили ежедневную почту. Может, будет письмо от отца? Правда, с утренней почтой его не было, но ведь сейчас
— Лучше пойдем в большой парк, — сказала миссис Уинтерс, заслоняя лицо рукой от яркого солнца. — Сегодня выдался такой чудесный, совсем летний день. После всех дождей… А ты сбегай, Блейк. Мы подождем тебя здесь.
Да, день сегодня что надо! Не хочется возвращаться туда, где они сейчас живут и где он до сих пор не чувствует себя уютно. Там сыро и мрачно в любую погоду, и при любой погоде нет ни телевизора, ни компьютера. Какая же это жизнь?
Он побежал за почтой: письмо отца должно, просто обязано сегодня прийти. В Оксфорде они уже больше двух недель — сколько же оно может лететь через океан? Он написал отцу уже несколько открыток, только не сумел рассказать обо всем, о чем хотелось: почерк у него такой — не успеет начать, как на открытке уже не хватает места для продолжения и приходится брать вторую, третью… Кроме того, он не знает, что можно, а чего не следует писать, чтобы не обидеть отца. Например, о том, что ему здесь все интересно и хотелось бы задержаться подольше, или наоборот — что он скучает по дому и мечтает поскорей вернуться. И то и другое — чистая правда, но как она подействует на отца?
Блейк вспомнил, как отец печально улыбался, когда провожал их, хотя до этого говорил, что Оксфорд — жутко интересное место, есть на что посмотреть, и вообще, путешествовать необходимо всем людям, в любом возрасте.
Когда Блейк прибежал к флигелю привратника, то увидел, что почта уже прибыла и ее раскладывают по алфавитным гнездам. Окончания этой работы уже ожидал человек с густой темной шевелюрой, в скрипучей кожаной куртке, с мотоциклетным шлемом в руке. Блейк содрогнулся: было похоже, что тот держит свою отрезанную голову.
Мотоциклист в нетерпении постукивал пальцами по конторке, Блейк оглядывал комнатушку. Внимание его привлекло большое объявление на стене, сообщавшее, что здесь, в колледже, проводится ежегодная конференция членов Книжного сообщества «Экслибрис» [2] , в которой примут участие сэр Джайлз Бентли и профессор Маршан, они расскажут о своих новых книгах.
Это напомнило Блейку о книге с пустыми страницами, которую он обнаружил, и он подумал, что, наверное, этому «Экслибрису» было бы интересно заняться его находкой. Рассказать им о ней, что ли?..
2
Экслибрис — «из книг» (лат.), книжный знак с именем владельца или рисунком, наклеиваемый обычно на внутренней стороне переплета.
Привратник Баррет закончил разборку почты, извинился за проволочку и попросил темноволосого мужчину назвать себя.
— Профессор Маршан, — сказал тот таким тоном, словно удивлялся, что его могут здесь не знать.
Блейк посмотрел на него с интересом: тот самый, о ком говорится в объявлении? Мужчина поймал его взгляд и подмигнул ему. Блейк покраснел.
— Да, это я, — дружелюбно признался профессор и поспешно прибавил, кивая на высокую худую женщину, только что вошедшую в контору: — А это доктор Адриенна де Йонг из Кустеровского института в Голландии.