Волшебная нить

Тартынская Ольга

Маленькая процессия взошла на крыльцо, и тут из дома высыпали малыши и барышни встретить гостя.

– Немедленно в дом! Вы заболеть вздумали на Рождество?
– замахала руками Наташа.
– Папенька вернется, все ему скажу!

Малыши тотчас завладели Бронским, повлекли его за собой сначала в переднюю, затем в маленькую гостиную. Катя смотрела вслед юноше и чувствовала, как натягивается нить, связавшая их.

12.

Уезжая из дома, Бронский страдал. Он едва нашел силы взглянуть в глаза отцу. Обман есть обман. Слава Богу, старшему Бронскому недосуг было присматриваться к сыну - его ждал Казарин для прогулки на псарню.

Лиза

же Казарина решительно была разочарована отъездом Левушки, и, как ни силилcя тот оправдаться, скептически внимала его увереньям. По всему выходило, что Лев Сергеевич Бронский - подлый обманщик и негодяй.

Однако, увидев Катю и ощутив безмерную радость, он тотчас все забыл. Возясь с детьми, слушая их невинный лепет, рисуя барышням в альбомы, он неизменно следил внутренним взором за движениями Кати. Заглядывала ли она ему через плечо или уходила за Наташей помогать в хлопотах, он чувствовал ее всюду. То была та незримая связь, которую ощутила и Катя. Кто посмел бы разорвать эту нить?..

– Вообразите, - рассказывал Левушка окружившим его барышням, - в Петербурге некоторые знатные дома переняли немецкий обычай на Рождество украшать дерево ели игрушками, бусами, конфетами, ангелочками. Получается красиво.

Он вдруг покраснел, Об этой немецкой затее он слышал у графини Забельской накануне отъезда. Невольно вспомнилось, чем завершился тот прощальный вечер, и стало нестерпимо стыдно. Теперь все, что было до Кати, казалось ему несущественным, лишним. И сама графиня...

– Как, прямо в доме украшают?
– изумилась Соня. Она старалась сесть поближе к юноше и с восторгом воспринимала все, что он делал и говорил.

– Дура ты, Сонька, дома елки не растут, - с важным видом возразил Сашура.

– Сам такой!
– возмутилась девочка.
– Разве я говорю, что растут?

– Конечно, не растут, - примиряюще заключил Левушка.
– Их нарочно срубают в лесу и привозят, чтобы в праздник поставить.

– Чудно!
– пожала плечами Наташа.
– Вроде язычников.

– А потом что? Дерево выбрасывают?
– спросила Катя, подняв, наконец, на рассказчика ясные глаза.

– Не знаю, - смутился юноша.
– Верно, отправляют в печь.

– Жалко, - вздохнул Сашура.

– Вот что, мы можем не рубить елку, а украсить ее прямо на месте!
– вдруг предложила Наташа.
– Каково?

Дети с восторгом приняли эту затею и тотчас кинулись собирать украшения для праздничного дерева. Наташа велела подруге и Бронскому одеться и повлекла молодежь за собою на двор искать подходящую елку.

Елка нашлась неподалеку от ворот. Небольшая, но пушистая, стройная. Дети высыпали из дома под возмущенные возгласы француженки. Они несли с собой любимые игрушки и лакомства для украшения лесной красавицы. Мадемуазель пришлось присоединиться к веселому кружку.

Бронский отметил, что Катя от времени до времени опасливо поглядывает за ворота. Натолкнувшись на вопросительный взгляд Левушки, она смущенно улыбнулась.

– Вас что-то тревожит?
– тихонько спросил юноша.

Катя посмотрела ему в глаза и ничего не ответила. Бронский предположил, что девушка отчего-то боится возвращения хозяина. Однако едва на аллее показался возок Игнатия Ильича, вслед за которым тянулись экипажи гостей, Катя вместе с детьми радостно приветствовала их. Гости с интересом разглядывали наряженную елку, в то время как Давыдов слушал бойкий рассказ Наташи о немецком

обычае и кивал вполне одобрительно.

– Однако ж гости на пороге, встречай, душенька, - распорядился он после.

– Ах, а мы еще не одеты к празднику!
– спохватилась Наташа.

Как скоро они вошли в дом, Бронского представили гостям, среди которых оказались его знакомые и дальние соседи Волковские. Наталья Львовна тотчас подвела к нему своих дочерей Мими и Зизи. Это были бесцветные перезрелые девы, отчаявшиеся выйти замуж, вечно понукаемые маменькой и оставленные без внимания равнодушным отцом. Левушке мнилось, он помнит их с детства уже девушками, посему он полагал, что не входит в разряд женихов. Однако Наталья Львовна, верно, была другого мнения. Она настойчиво просила Бронского взять на себя попечение о девицах, покуда они гостят здесь. Ему ничего не оставалось, как уступить просьбам хлопотливой матери. Это весьма ограничивало его действия и весьма удручало. Левушка предполагал этот день посвятить Кате. Теперь же он вынужден был всюду следовать за Мими и Зизи, без желания развлекать их, занимать всякой чепухой.

Бронский видел, как глава этого несносного семейства Волковских, потертый ловелас, прежде бывший художником, увивается вокруг Кати, решительно покоренный ее небесной красотой. Слава Создателю, Катя и Наташа вынуждены были заняться размещением гостей и переодеванием к празднику. Юрий Петрович остался в одиночестве и отчаянно заскучал, что не без злорадства отметил юный Лев. Да, Бронский с удивлением обнаружил в себе мелкие чувства, и это опять было связано с ней, Катей. Теперь он желал, чтобы никто не смел требовать от нее внимания, ни один мужчина не должен был приближаться к Кате сверх дозволенного приличием. О, как мучительны были эти ощущения!

– Леон, расскажите нам о Петербурге, - жеманно попросила Мими, переглядываясь с сестрой.
– Верно, там страсть как увлекательно все: и балы, и театры?

– Вы не бывали в столице?
– учтиво спросил Бронский, хотя не имел охоты живописать приманки столичной жизни.

– Увы, никогда!
– вполне искренне вздохнула Зизи.

Лев взглянул на них, унылых, некрасивых, и жалость шевельнулась в его сердце. Он присел на диванчик напротив девиц, расположившихся на канапе посреди гостиной, и занял их повествованием о жизни большого света. Основным содержанием его рассказа были светские сплетни, слышанные им у графини Забельской. Однако сколь бы ни была его речь остроумна и весела, все существо Льва Сергеевича томилось ожиданием возвращения Кати. Она одна составляла вселенную для юного Бронского.

13.

Катя оказалась в затруднительном положении. Она стояла перед ворохом нарядных платьев, которые Наташа предложила ей примерить, и никак не решалась сделать это. Подруга не хотела слышать о том, что ей, Кате, неловко надевать чужое, да и к чему.

– Ну, Катя, душенька, ты только примерь!
– уговаривала она.
– Мы посмотрим, каково будет.

Девушке ничего не оставалось, как подчиниться воле подружки. Теперь опять незадача: что же выбрать? Наташины наряды были выписаны из Санкт-Петербурга, шились по ее меркам, по модным парижским картинкам. Катя несмело касалась дорогих кружев, тюля, атласных лент, легкого газа и никак не могла решиться примерить на себе эту роскошь. К тому же платья могли и не подойти, ведь Наташа несколько иного сложения, чем Катя. И росту поболее и в талии пошире.