Волшебница на грани
Шрифт:
— Дьявольщина, — выдохнул Генрих. — Это как будто я подхватил легочную жабу…
Ничего хорошего, судя по названию. Я старалась дышать глубже, тело покрывалось потом, и комната медленно вальсировала перед глазами. Да, Ланге правильно поступил, выбрав пластическую хирургию. Один раз отмучился, а потом живешь себе, не думая о том, когда принимать зерна и сколько будет стоить пополнение запаса.
Постепенно качка прекратилась. Комната замерла, перестав трястись и плавать. Я дотронулась до своего лица и с удовольствием обнаружила, что теперь оно принадлежит
Я вздохнула с облегчением. Генрих поднялся с кровати, налил воды в стакан и протянул мне. Я схватилась за него так, словно не пила дней десять.
— Милли, — сказал Генрих. — Я тебе говорил, что ты прекрасна?
Я невольно рассмеялась, и он тоже улыбнулся.
— Ну, той ночью в доме доктора Кравена, — ответила я. — Тогда ты сказал много всяких вещей. И я им даже поверила.
— Правильно сделала, — улыбнулся Генрих. Слабость и тошнота улеглись, и я смогла сесть; он обнял меня, и я подумала, что могла бы сидеть вот так всегда. Чтобы было спокойно и тихо, чтобы Генрих обнимал меня, чтобы я понимала, что не одна на белом свете…
— Милли, — Генрих дотронулся до моей щеки, словно хотел убедиться, что я — это я. Его улыбка сделалась еще теплее. — Как же я рад тебя видеть, ты просто не представляешь!
До обеда был почти час. И мы потратили это время с пользой и с удовольствием.
Потом, когда мы уже успели одеться, заглянул Анзор — принес огромный бумажный сверток с женской одеждой для меня. Я нырнула в уборную, чтобы переодеться, и услышала, как Анзор говорит:
— Да, дружище, это ты. Теперь-то я точно вижу.
— Это я, — ответил Генрих. — Как там Эрик Эрикссон, еще не появился?
— Еще нет, придет ровно через восемь минут, — сообщил Анзор. — Он страшный педант, по нему можно сверять часы. Мы сейчас с тобой пройдем на кухню, там есть небольшое окошко, которого не видно из зала. Миледи! — произнес он уже громче. — Вам лучше пока подождать здесь. Чем меньше толкотни где бы то ни было, тем лучше.
— Да, я тоже так подумал, — согласился Генрих. — Милли, подождешь меня здесь?
— Подожду, конечно, — откликнулась я, застегивая блузку. — Но только если мне принесут сюда обед.
— Принесут, разумеется! — рассмеялся Анзор и они с Генрихом вышли в коридор.
Я вернулась в комнату, выглянула из окна — солнечная улица показалась мне почти веселой. Да, район, конечно, был убогим, но что поделать? Выбирать нам с Генрихом не из чего. Почему, интересно, Ланге обедает именно здесь? Если он по-прежнему врач, который имеет практику, логичнее было бы ходить в какой-нибудь ресторан вроде тех, мимо которых мы проезжали в приличном и дорогом районе.
Или он решил замолить свои грехи и теперь тратит время на помощь здешним беднякам? Что-то не верится. Скорее, Ланге подбирает в этих местах тех, кого потом пустит на органы. Людей из этого квартала вряд ли кто-нибудь будет искать. И полиция, и родственники все спишут на криминал.
Как-то там Генрих? На мгновение мне сделалось страшно
В дверь постучали, и я услышала негромкий голос:
— Обед, миледи!
Быстро же они.
Открыв дверь, я поняла, что люди, которые стоят на пороге, не имеют никакого отношения к моему обеду. Судя по их физиономиям, отобедают они как раз мной. Самым впечатляющим был главарь — мне хватило одного взгляда, чтобы понять: этот человек со шрамом через правый глаз и щеку и красной косынкой на черепе не станет со мной церемониться.
Лучше не сопротивляться.
Дольше проживу.
— Не дергайся, цыпа, — едва слышно прошелестел его голос. — И больно не будет.
В следующий миг он коротким резким движением ударил меня в голову, и я рухнула во мрак.
— А если стукнет?
Кто? Кого? Пока тут стукнули только меня… Я плыла во тьме, как сонная рыбина, и голоса мягко звенели надо мной.
— Не. Не стукнет. Вот, видал, что у меня есть супротив нее? Корень винской пальмы, он особую силу от ведьм имеет.
Я лежала на чем-то твердом, и это твердое качалось туда-сюда. В голове плескалась боль.
— Да ну хорош ты врать! Ни от чего этот корень не помогает, а ты небось за него еще и денег отвалил, дурила!
Надо мной рассмеялись двое. Я попробовала приоткрыть глаза — надо же, у меня получилось с первого раза.
— Не отвалил, мне кума просто так дала.
— А-ха-ха-ха! — раскатился хохот. — А корень тогда у тебя откуда?
Первым, что я увидела, были сандали на грязных ногах. Я слегка повернула голову, переводя взгляд вверх, и поняла, что лежу на дне повозки, сквозь ткань крыши светит солнце, и двое здоровяков, которые меня охраняют, вообще-то здорово испуганы и прячут этот испуг за подшучиванием друг над другом.
— Куда едем, молодые люди? — хрипло поинтересовалась я.
Один из молодых людей, рыжий, в жилете на голое пузо и заплатанных штанах, вскочил и направил на меня какую-то деревяшку, должно быть, тот самый корень, который укрощал злых ведьм.
— Вишь, чего есть, ведьма? — решительно вопросил он. Я выразительно завела глаза к тканой крыше.
Если меня не убили, значит, я нужна живой и невредимой, и вряд ли эти добры молодцы смогут пустить в ход кулаки. Очень уж напуганы.
— И что? — ответила я вопросом на вопрос. — В суп его сунем?
Второй сопровождающий, долговязый смуглый шатен, который в моем мире был бы в выпускном классе, рассмеялся и ковырнул в носу.
— Ну что, видал? Ничего ей не делается от твоего корня! Зря кума давала!
Рыжий, кажется, стал еще рыжее от обиды, спрятал корень и на правах старшего распорядился:
— Ты это, ты слышь, чего, ведьма. Ты лежи ровно и не колдуй. Поняла? Так нам всем хорошо и будет, так и доедем.
Я одарила его самой очаровательной улыбкой из всех возможных.
— Я не против, чтобы «всем хорошо», но мне бы лучше сесть.