Волшебница на грани
Шрифт:
Эбернати смотрел на нас так, словно пытался понять, о чем мы думаем. Его физиономия сделалась еще неприятнее, чем в день вечеринки у Бринна. Мысленно скорчив ему рожу, я вспомнила об упражнении со стеной, которое, бывало, советовала своим клиенткам. Представь, что между тобой и людьми находится стена, они тебя не видят и при всем желании не сумеют причинить тебе вред.
Нет. Стена это не то. Надо было думать раньше, тогда бы они к нам не подошли.
Платок, вот что нам нужно. Набросить на нас платок, который вроде бы даст рассмотреть,
— А что, собственно, произошло? — нахмурился Генрих. Должно быть, именно с таким видом зеркало русской революции распекал незадачливых критиков. Вид был впечатляющий, кстати.
— Немедленно. Откройте. Саквояжи, — вразбивку произнес Эбернати.
Я миролюбиво улыбнулась и щелкнула замочком. Саквояж разинул пасть, показав всем желающим аккуратно сложенную одежду, суспензию от боли в животе и мешочек с зернами.
Мешочек с зернами! Господи, только не это!
У меня душа ушла в пятки — теперь-то я поняла, что это означает. В животе стало холодно, а голову окутало волной жара.
Эбернати сунул руку в саквояж и принялся ворошить мои вещи. «Ты ничего не видишь», — приказала я, понимая, что это вряд ли сработает. Но Эбернати ощупал мешочек, положил его на место, выпрямился и сказал своим спутникам:
— Все в порядке. Это не они.
Бринн был явно не дураком. Он прекрасно знал о зернах Геккеля, и его подручные теперь искали не просто мужчину и женщину, а проверяли всех, кто едет вдвоем.
Но у меня получилось! Эбернати ничего не заметил, и вид у него сейчас был слегка удивленный, словно он неожиданно сел на мокрое.
«Ты ничего не видишь, — спокойно повторила я и, покосившись в сторону полицейских, добавила: — И вы тоже. Здесь безопасно. Здесь все хорошо».
Мама с детьми смотрела в нашу сторону с искренним испугом. Дети даже прекратили возню. Возможно, представляли, как полицейские вынут наручники, а мы станем отстреливаться от них, как в детективном романе, а потом исчезнем с треском и блеском. Я улыбнулась им и сказала про себя: «Все в порядке, волноваться не о чем».
Дети снова завозились, пытаясь залезть на головы друг другу.
— А что, собственно, произошло? — спросил Генрих, застегивая свой саквояж, в котором полицейские предсказуемо не нашли ничего интересного. Эбернати сунул руку в карман и вынул листок с полицейскими ориентировками. Надо сказать, нас с Генрихом нарисовали довольно прилично. Только у меня, конечно, не настолько пухлые губы и не такой развратный взгляд.
Кажется, рисовал как раз Эбернати. Изображал женщину из своих фантазий.
— Взгляните, — предложил он. — Вы видели этих людей?
Генрих посмотрел на ориентировки и неопределенно пожал плечами.
— Вряд ли. Я переводчик, так что чаще смотрю в книгу, чем по сторонам. А ты, Джек?
Я пристально посмотрела на наши портреты и ответила:
— Совершенно определенно нет. А что они сделали, эти люди? Красотка сбежала с любовником от надоевшего мужа?
Женщина
— Это рецидивисты, — ответил Эбернати. — Особо опасные. Наркотрафик из Саалинского и Арруйского халифатов, три наемных убийства.
Я постаралась придать лицу как можно больше строгости.
— Мерзавцы, а ведь выглядят порядочными людьми, — сказала я и еще раз отдала команду: «Здесь безопасно, здесь все в порядке». Скоро Эбернати с подручными вообще не вспомнит, что разговаривал с нами. — Найдите их, офицеры, обязательно найдите.
— Благодарим за содействие, — сказал один из полицейских, они снова прикоснулись к краям шлемов и отправились в сторону парочки. Когда вся троица отошла достаточно далеко, то Генрих едва слышно произнес:
— Но как?
— Неужели ты забыл, с кем путешествуешь? — невозмутимо ответила я и только потом почувствовала, как сильно у меня дрожат колени. Ведь мешочек с зернами был в руках Эбернати! Он держал его, рассматривал и ничего не понял! Ничего!
Я и в самом деле волшебница. Пора к этому привыкать. Я несколько лет работала с волшебством, не веря в него и считая просто психологией и даром убеждения.
А волшебство взяло и пришло в мою жизнь. И, кажется, собиралось остаться здесь навсегда.
Ну что ж, раз оно помогает спасти наши жизни, то я не против.
– Интересно, здесь есть варвалинская груша? — с тоской спросила я, глядя, как берег Фаринта удаляется от нас.
В желудке поднимался ком сухой тошноты. Понимая, что мне будет плохо во время путешествия, я не стала есть в доме доктора Кравена, но сейчас от этого было не легче. Мы с Генрихом стояли на палубе, ветерок весело поглаживал меня по лицу, а внизу в воде играли крупные золотистые рыбины, но мир все равно был для меня выцветшей старой фотографией.
— Я уже сказал, чтобы принесли, — ответил Генрих. Вскоре на палубе действительно появился человек с подносом фруктов, протянул мне картонную мисочку с нарезанными ломтями груши и поспешил к даме, которая выбралась из каюты. Лицо дамы было приятного зеленоватого оттенка, и я невольно обрадовалась тому, что страдаю не одна. Проглотив кусочек груши, я вздохнула с облегчением.
— Красивые рыбы, — заметила я. Одна из них высоко выпрыгнула из воды, и я увидела, что прозрачные плавники раскрыты веером, усеянным брызгами.
— Привычные корабельные спутники в этих краях, — ответил Генрих и, взяв один из ломтиков груши, бросил вниз. Он даже не долетел до воды: очередная выпрыгнувшая рыбина подхватила его и с довольным видом скрылась в волнах. — Плавают за кораблями, клянчат угощение. Все с удовольствием их кормят.
— Ну как их не угостить, — улыбнулась я и поняла, что мне и правда легче. Улыбка даже похожа на улыбку, а не на гримасу. — Ведь красавцы!
Официант расторопно поднес нам мисочку с кусочками хлеба, и где-то четверть часа мы развлекались тем, что бросали его рыбам, а те ели.