Волшебник
Шрифт:
Женя внимательно посмотрела на дочь. Руки ее задрожали.
– А что если он его похитил?
– Да что ты такое говоришь! Мне кажется, это перебор. Он бы не стал. Он же не совсем урод конченый…
– Дочка! Дочка! Арина! – Женя кричала параллельно дочери, пытаясь ее переорать.
– Да что?
– Его не было десять лет. Человек может полностью измениться за очень короткий срок, а десять лет – это очень долго. Мы не знаем, где он был и что делал. И самое главное, мы не знаем, зачем он вернулся. Если он пропал тогда, что мешает ему…
Женя даже не стала ни
Наконец, рядом с ней остановилось проезжающее пустое такси. Женя с Ариной сели в машину на заднее сиденье.
– Вам куда, – поинтересовался таксист.
– У меня, кажется, ребенка украли…
Таксист развернулся к ним и посмотрел на Арину.
– Нет, это дочь, – поспешила объяснить Женя. – А у меня еще есть сын. Мы его найти не можем. Он у нас маленький. Ну то есть он сам большой, но как будто маленький… – от нервов Женя начала тараторить без умолку.
Таксист еще раз исследовал пассажиров сканирующим взглядом, и, используя наработанный годами опыт, диагностировал отсутствие алкогольного опьянения и психических заболеваний в активной фазе. Похоже, и правда беда.
– Это вам в милицию надо!
– Ага, – согласилась Женя.
– А побыстрее можно? – бросила Арина, потому что стояние на месте в такой момент ей не нравилось больше всего.
– Да мы ракетой сейчас долетим!
Таксист сорвался с места. Женя стала рыться в кошельке, чтобы найти деньги.
Пролетев по городу, минуя все возможные правила, водитель резко остановился у отделения милиции. Женя протянула ему деньги. Таксист моментально оценил полученную ему сумму.
– Здесь много.
Он приготовился вернуть назад несколько мелких купюр, но уже совсем нервная Женя выдернула назад все, затем забрала часть денег и протянула обратно оставшиеся.
– Здесь мало, – отчитался таксист.
– Да блин!
Женя опять полезла в сумку.
– Все! Давайте уже идите!
– Но тут же…
– Бегите уже, – настоял таксист. – Сочтемся как-нибудь.
Женя неуверенно вышла из машины, Арина выпрыгнула за ней.
Женя буквально ворвалась в отделение милиции, таща за собой дочь. Дежурный тут же ее остановил.
– Минуточку, девушки! Вы куда это на таких скоростях? – спросил милиционер.
– Ребенка похитили, – закричала Арина вперед мамы.
– Чего? Какого ребенка? Когда?
– Моего ребенка, сына. Ее брата, – уточнила Женя. – Сегодня похитили. Наверное. Помогите, пожалуйста.
Милиционер посмотрел поочередно то на Арину, то на Женю, и понял, что они не шутят.
– Только без истерик. Разберемся сейчас. Пойдемте.
Дежурный открыл им турникет,
В кабинете следователя Боброва было не то что неуютно. Тут скорее была особая, рубленая атмосфера и обстановка, настраивающая на фатальность происходящего. Каждое слово тут произносилось не просто так, а за каждый поступок приходилось отвечать. Это было то место, где люди по-настоящему понимали и ценили слово, и всем своим нутром осознавали ответственность за сделанный выбор. Причем откатиться назад или применить любимый способ тысяч людей – самопрощение, – тут как-то не получалось. Сложно вообразить себе безрассудного и отчаянного глупца, который скажет следователю: «Ну, ошибся, с кем ни бывает», «Все мы люди», «Зато теперь я больше не буду» или, прости Господи, «Человек слаб, все мы грешны». Не будешь, не будешь больше. В ближайшее время точно. И ты даже не представляешь, насколько именно человек слаб. Игры за той дверью кончались совсем. Начиналась настоящая взрослая жизнь, которая подчинятся одному главному закону во все времена: «сделал – отвечай».
Конечно, бывали исключения. Для следователя это были минуты настоящего общения с людьми, и он должен был не просто общаться, а стать им настоящим другом. Ведь только с друзьями делятся своей бедой. Когда здесь оказывались пострадавшие, потерпевшие и просто сломленные горем люди, у которых украли последние копейки, убили единственного близкого человека или похитили ребенка, понятия о добре и зле, которые так старательно искажал мир за этими дверями, как будто вставали посреди этого старого кабинета памятником, высеченным из нефрита. Они были настолько детальными, ясными и четкими, что сразу становилось понятно: сегодня следователь опять здесь не зря. И все здесь не зря. И все, что вокруг, тоже не зря. И если не он, то больше никто.
– Еще раз, четко, – тщательно и спокойно проговаривал Бобров. – Почему вы считаете, что ребенок похищен?
– Я же все рассказала, – по щекам Жени текли слезы. – Его не было десять лет, он вернулся, побывал дома, втерся в доверие. Ребенок… болен, доверился ему. А через несколько дней он пропадает. Хотя раньше никогда не пропадал.
– Понятно, что раньше не пропадал. Если б раньше пропадал, сейчас бы уже не искали, – пошутил следователь.
И только договаривая фразу, он сообразил, что перед ним не его коллега-мужик или какой-нибудь бандит-подозреваемый, а женщина, у которой пропал маленький сын. Не успел переключиться.
Женя подняла на него глаза, полные негодования и страха. Следователь уже все понял. Из глаз Жени потекли настоящие реки, и она опустила голову в руки и зарыдала.
– Вы простите меня. Я не это хотел сказать. Это все работа. Черт бы ее… Я имел в виду, может, основания какие-то есть более весомые так считать. Но нельзя просто вот так взять человека и обвинить, потому что он вернулся, а раньше ничего подобного не происходило. У нас же тут не кино, в конце концов. Мне нужно четко понимать ситуацию. Вдруг он убежал куда-нибудь в другой двор, я не знаю. Сами говорите, что он у вас… Почему сразу похитили?