Волшебное наследство
Шрифт:
— Ты что-то жрал.
— Ничего я не жрал, — соврал второй, хотя подбородок у него лоснился от жира, а в горле до сих пор свербило: с таким трудом заглотал он последний плохо пережеванный кусок.
— Стибрил небось колбаску в погребе, а про товарища не вспомнил, — обвинил его рыжебородый. — Клянусь мушкетами и алебардами, придет час, я с тобой поквитаюсь.
— Боюсь я тебя как утка воды, — отвечал второй. — Вот отстригу тебе уши и продам на рынке. Таких косматых свет еще не видывал. Продаю уши от рыжего дурака! С руками оторвут — это ведь как талисман. Два талера за них получу, не меньше.
Угощая друг дружку подобными обещаниями, рейтары поднялись на чердак
— Нет тут ничего, — пыхтел бородач, — одно тряпье и барахло. Не везет мне. Другие чего только не приносят — золото, ткани дорогие, меха. Только я вечно с пустыми руками.
— Молчи и свети! — гнусавил второй, что со шрамами. — Искать толком не умеешь, вот ничего и не находишь. Никогда не знаешь, где эти толстобрюхие сокровища прячут. У каждого свои привычки. Одни довольствуются ящичками, другие свои золотые в стены замуровывают; некоторые доверяются подвалу, другие тому же чердаку; иной раз найдешь денежки под полом, а то и в дымоходе; тот положит их в кувшин и зальет воском, а этот, наоборот, держит их в подушке и спит на них. И каждый думает, вот, мол, какой я ловкий. Но в конце концов всегда найдешь что ищешь, было бы время. А уж этот-то жуть как богат, можешь мне поверить, стоит только осмотреться получше. Удивляюсь, как герцог его еще не прищучил.
— И до него дело дойдет, никого не минует, но хотел бы я знать, что герцог будет делать, когда и последнего оберет.
— Эх ты, умник! Герцог объявит, что какой-нибудь из соседних городов наносит нам вред беспорядками, которые там происходят, и пошлет нас его завоевывать. Так все и пойдет. Плохо нам никогда не будет. Всегда нас будут ждать где-нибудь кошельки ремесленников и крестьян, скупердяев и трусов.
Возбужденный речью своего напарника, рыжий с новым жаром и рвением принялся светить и высматривать. Он ползал по полу, поднимал лампу со свечой и внимательно осматривал потолочные балки. Это становилось опасным, и Вит осознал, что если кладоискатели будут продолжать в том же духе, то, хоть клада и не найдут, его обязательно обнаружат.
Свет был для Вита опасен. Он должен от него избавиться. Но как? Шапочка начала давить ему на виски. Вит погладил ее. Он уже догадался, откуда берется та сила, которая помогает исполняться его желаниям. Рейтарам оставалось два шага до той балки, на которой он прятался. Вит пристально смотрел на пламя свечи.
«Миленькая моя, — мысленно обратился он к ней, — погасни, пожалуйста, помоги мне. Погасни!»
И тут пламя стало ослабевать, бледнеть, будто в лампе не хватало воздуха; фитиль затрещал, испустил несколько красных искорок и, вспыхнув напоследок, окончательно погас. Наемники чертыхнулись, и рыжий, сделавший шаг как раз в тот момент, когда погасла свеча, споткнулся о поперечную балку и растянулся с таким грохотом, как будто обвалилась крыша. Лампа, выпавшая у него из рук, отлетела куда-то во тьму. Чердак наполнился чудовищным шумом, и Виту пришлось очень постараться, чтобы Лохмуш не залаял. Теперь воякам предстояла обратная дорога почти в кромешной
Шум, который они производили, и их вопли привлекли внимание и рейтаров, и подмастерьев пана Прубы.
— Лампу! — гаркнул начальник караула, но никто из работников пальцем не шевельнул.
В конце концов двое неудачников, пошатываясь, спустились с чердака, побитые, исцарапанные, грязные, под общий смех их товарищей и работников.
Не смеялся один начальник отряда. Подойдя к пану Прубе, он сказал:
— Вы за это поплатитесь.
— Не понимаю, за что я должен поплатиться, — возразил мастер, пренебрежительно глядя с высоты своего роста на беснующегося офицера. — Уж не за то ли, что двое болванов, без всяких основании вторгшиеся в мой дом и которым я к тому же одолжил лампу, оказались настолько глупы, что и лампу на чердаке потеряли, и сами расшиблись? Не смешите меня, дружище, и, если ваша миссия завершена, оставьте мой дом. Я не в силах до бесконечности сдерживать нетерпение моих людей, которым ваше присутствие неприятно.
Оглянувшись, офицер увидел, что он и его рейтары окружены толпой работников, смотревших не особенно приветливо.
— С обыском-то я закончил, а вот с вами предстоит еще долгий разговор, — пригрозил офицер. — Я доложу герцогу, как вы себя вели и как угрожали расправой его солдатам.
— Ничем я вам не угрожал, дружище, — усмехаясь, отвечал пан Пруба. — Я только предостерег вас относительно драчливого нрава моих работников, за что вы, в сущности, должны быть мне благодарны.
— Я предоставлю герцогу возможность выразить вам свою признательность. Посмотрим, будете ли вы перед ним так играть словами, как передо мной.
Сказав это, начальник караула отдал приказ своим рейтарам и вышел с ними из дома. Подмастерья и ученики проводили их до самой улицы и дождались, пока хвост последнего коня не исчез за углом.
Глава VII
Работники возвращались к своим занятиям медленно и неохотно. На их вытянутых лицах было написано разочарование. Была упущена возможность отлупить проклятых рейтаров, расквитаться с ними хотя бы частично за весь произвол, насилия и грабежи, безнаказанно учинявшиеся над безоружными и мирными горожанами. В хмуром молчании прошли они мимо мастера, только старший остановился и сказал:
— Вам следовало дать свое согласие: мы бы показали им, как ни с того ни с сего врываться в дома порядочных людей.
Усмехнувшись, пан Пруба запустил руку в свою черную с проседью бороду.
— Знаю, Яхим, что у вас руки чесались. Но час еще не пробил. Сегодня вы бы одержали верх, но ты подумал, что последовало бы за этим?
Переминаясь с ноги на ногу, широкоплечий Яхим потупил глаза под ласковым взглядом своего хозяина.
— Всегда-то вы, хозяин, лучше нас рассудите. Все о других думаете, и далеко вперед ваша мысль заглядывает. Дай бог дождаться этого часа.