Волшебное зеркало Тимеи
Шрифт:
Получив требуемое, Роза вновь пришла в прекрасное расположение духа.
— Я пишу портреты… Немного в стиле Ван Гога. В таких желто-голубых тонах, крупными мазками!
Она вытащила каталог с репродукциями своих картин. На мой взгляд, они ничем не напоминали Ван Гога.
— Правда, похоже? — пытливо заглянула художница мне в глаза.
Взгляд ее тоже был острым и пронзительным, каким-то отталкивающим, и мое решение не украсть парик, а попросить, разбилось на осколки.
Нет!..
От мысли, что я могла все провалить из-за своей доверчивости, мне стало не по себе.
— Почему у тебя дрожат руки? Тебе не нравятся работы? — резким голосом выкрикнула художница. Она становилась мне неприятна. Однако я сделала усилие над собой и вымученно улыбнулась.
— Что ты! Они великолепны!
— А какая особенно? Покажи! — потребовала Роза.
Мне захотелось стащить с нее парик и вытолкать вон.
Но я снова себя сдержала и ткнула пальцем в первую подвернувшуюся репродукцию.
— Вот эта!
— Это портрет моего мужа! — гордо возвестила Роза.
Я взглянула на портрет, в который упирался мой палец. Все в тех же желто-синих тонах, выдаваемых за схожесть с Ван Гогом, был изображен пожилой рокер в бандане, косухе и рваных джинсах, сидящий перед ударной установкой. Лицо у него было открытое и приветливое. Странно, что Розе удалось это запечатлеть…
«Русский барабанщик…», — подумала я.
— Его зовут Жорж, — сообщила Роза.
Я непонимающе посмотрела на нее.
— Жорж?.. Разве он француз?..
Она опять сморщилась, словно захотела дополнительной порции имбиря.
— Ой, да какой там француз… Русский, Жора! Но сама посуди — что это за имя для мужа известной художницы?
Роза обмахнулась ажурной салфеткой.
— Жарко что-то…
И она вдруг сняла парик и оказалась коротко стриженной, как Наталья Крачковская в фильме «Иван Васильевич меняет профессию».
Я закашлялась. Потом промолвила:
— Да… Жорж гораздо лучше. А чем он занимается?
Роза положила в рот кусочек изумительного венского пирожного.
— Все той же никому не нужной ерундой… Музыкой. И представь себе, милочка! Он даже умудряется собирать небольшие залы! И гастролировать! Но в основном, по России — там его еще помнят… — она закатила глаза, словно удивляясь, как никчемного Жоржа, занимающегося ерундой, могут помнить в России. — Он ездит на гастроли раз или два в год. В этот, как его… Новосибирск, в Кострому и в…
И она назвала мой город!
Я застыла. Уснувшая было мысль немедленно проснулась и встревожилась. Бежать! Не знаю, как, но бежать вместе с ним, хоть в его чемодане!..
— Там ему нравится больше всего. Там прекрасная филармония!..
Дрожь волной прокатилась
— А когда он в следующий раз поедет в Россию?.. — спросила я, с трудом удерживая на привязи волнение.
Десятки мыслей носились в моей голове. Бежать вместе с ним. Бежать тайно. Бежать в качестве солистки его группы. Соблазнить его. Запугать его… И БЕЖАТЬ, БЕЖАТЬ, БЕЖАТЬ!..
Роза вновь напялила парик на голову.
— Боюсь, что никогда. Ему не подходит тамошний климат. В прошлый раз он подцепил там жуткую простуду и теперь мучается артритом. А артрит для барабанщика… Сама понимаешь…
— Понимаю… — глухо произнесла я, чувствуя, как обрубается сук, на котором я сидела, и голос мой дрогнул. Из уголка глаза выкатилась слезинка. Я постаралась утереть ее незаметно, но от Розы не укрылся мой жест.
— Ну… не надо принимать так близко к сердцу… — подскочила она ко мне. — Я покупаю Жоржу самые дорогие лекарства. Мы его вылечим! По правде сказать, он на себе крест не ставит. Он как раз собирался лететь туда на Новый год. Представляешь? Но с этой болезнью… Раньше, чем через три года, теперь и думать нечего…
Я тяжело задышала. Да, удар был силен… Словно все против меня.
Я снова уткнулась в каталог. И, рассматривая странные портреты, вернулась к размышлениям о парике.
— Хочешь, сходим вместе на мою выставку? — приблизила ко мне Роза свое длинное лицо.
— Если только вместе с Рене… — робко ответила я. А что я еще могла ответить?
Она хитро усмехнулась.
— Можно и без Рене… Мы бы сходили в чудесную кондитерскую, а потом в магазин кукол… Зачем тащить за собой Рене?
И она опять скривилась.
И тут я, наконец, задала вопрос, который с самого начала вертелся у меня на языке.
— А где будет выставка?
— В музее изобразительного искусства! — незамедлительно ответила Роза с придыханием.
Меня, однако, интересовало не это.
— А в каком городе?
Роза дико посмотрела на меня.
— В столице, конечно! Или ты думаешь, я соглашусь выставляться в провинции? Уф-ф, жарко!
И она снова неожиданно сняла парик и вытерла голову салфеткой.
— В столице чего? — решила я довести допрос до конца.
В это самое время в зал вошел Рене в костюме-тройке. При виде Розы без парика он едва заметно усмехнулся в сторону.
Увидев маэстро, Роза засуетилась. Кое-как водворив парик обратно на голову, она по-щенячьи засюсюкала:
— О, Рене! Мы с вашей невестой замечательно проводим время! Вы отпустите ее со мной на выставку?
Она спросила это так непринужденно, что я замерла.
Глаза Рене сверкнули. Я подумала, что он ответит — ни в коем случае, такая красота нуждается в моем неусыпном надзоре, однако после томительной паузы он вдруг подмигнул Розе и, повернувшись ко мне, произнес: