Волшебные одежды
Шрифт:
То, что случилось еще, случилось уже ночью, и я знаю, что это на самом деле было в конце. Мы все спали на груде одеял, у очага. Нам еще ни разу с тех пор, как мы уплыли из дома, не было так тепло и удобно, так что я не знаю, отчего я вдруг проснулась. Ну, если только Робин и Танамил забылись и повысили голоса во время спора. Я услышала лишь отдельные отрывки из него. Я то засыпала, то просыпалась снова, а они все спорили. Я запишу здесь то, что расслышала.
— Но они должны идти, — говорил Танамил. — Они все связаны друг с другом, и я не могу
— В таком случае, — сказала Робин, — я тоже должна идти.
— Но ты никогда себя не связывала, — сказал Танамил. — Зачем же ты пойдешь?
— Пойду, и все, — сказала Робин. — Я еще давным давно пообещала маме…
— Если бы твоя мама знала, о чем я прошу, — быстро сказал Танамил, — она велела бы тебе сделать, как я говорю.
Мне это показалось нечестным приемом. Танамил никак не мог знать, что сказала бы мама. Но Робин вечно повторяет, что мама хотела бы того, или что ей не понравилось бы то, и я уверена, что Танамил знал об этой привычке Робин. Робин заплакала.
— Я прошу лишь одного: чтобы ты осталась со мной, — сказал Танамил.
Ну ничего себе скромная просьба! Он еще будет запугивать Робин! Я совсем уже собралась сесть и сказать Танамилу пару ласковых, но вместо этого уснула.
Я проснулась оттого, что Робин закричала:
— Я сказала — нет!
— Но почему? — крикнул в ответ Танамил. — Почему, почему, почему?!
— Потому, что ты тот, кто ты есть, — сказала Робин. Она опять плакала — или так и продолжала плакать еще с того момента. — Это будет неправильно.
Мне захотелось дать ей пинка. Она же все равно что напрямую сказала Танамилу, что мы не варвары!
— Что ты имеешь в виду под этим «неправильно»? — нетерпеливо спросил Танамил. — Чем мы друг от друга отличаемся?
— Ну, для начала, возрастом, — сказала Робин.
— Глупая отговорка! — заявил Танамил. В голосе у него звучало негодование, в точности как иногда у Хэрна. Но я обрадовалась, потому что поняла, что Робин пытается исправить свою ошибку.
— Нет ли у тебя каких-нибудь отговорок поумнее? — спросил Танамил.
— Это не отговорки, а причины, — холодно отозвалась Робин.
— Я был несправедлив. Прошу прощения, — сказал Танамил.
Я подумала, что Робин, несмотря на свои ошибки, управляется с ним куда лучше, чем это получилось бы у меня. Наверное, с этой мыслью я уснула опять. Когда я проснулась в следующий раз, Робин дошла до самого худшего.
— Я не понимаю, откуда ты можешь это знать! — еле слышно проблеяла она.
— Знаю, и все, — сказал Танамил. — Ты рискуешь сильнее всех — после Гулла. Я говорю это не просто для того, чтобы убедить тебя…
— А для чего же ты еще это говоришь? — перебила его Робин.
— Ну, уела, — согласился Танамил. — Робин, я не могу заглядывать далеко в будущее, но то, что я вижу, мне не нравится. Останься здесь и позволь остальным уйти. Они унаследовали его упорство. А ты — нет.
Эта его реплика дала Робин моральное преимущество. И Робин не замедлила им воспользоваться.
— А
Должно быть, этим она и поставила точку. Когда я проснулась снова, Танамила в комнате не было, а Робин спала рядом со мной. На этот раз меня разбудил Утенок. Он наклонился надо мной; с одной стороны он казался розоватым из-за отсветов пламени в очаге, а с другой стороны его усеивало кружево лунного света, отражавшегося от реки.
— Танакви, — прошептал он, — я кое-что вспомнил. Помнишь ту лодку, в которой было полно народу? Танамил еще сказал, что там варвары.
— Помню, — отозвалась я. Меня вдруг охватил приступ недоверия к Танамилу. Он забрал у нас Гулла, а теперь пытался забрать еще и Робин. Что это мы, свихнулись, что ли, что согласились остановиться у него? Я поняла, что он наверняка наложил на нас какое-то заклятие, и перепугалась, как полная дура.
— А что такое с этой лодкой? — спросила я. — Это же были не варвары, а наши люди, разве не так?
— Нет, — все так же, шепотом сказал Утенок. — Тут такая странная штука — это взаправду были варвары. У них были такие же волосы, как у нас, и коричневые лица — как у него, — и странная одежда, и железные шапки. Почему же он назвал их варварами?
Тут оказалось, что Хэрн, спавший у другого края очага, тоже сидит.
— А ты точно уверен? — шепотом спросил он.
— Совершенно точно. Я их видел, — сказал Утенок.
Мы дружно уставились на маленькую бледную фигурку Гулла, стоящую у очага.
— Значит, он с самого начала знал, кто мы такие, — сказал Хэрн. — Мы…
Тут снаружи послышалось журчание, а потом всплеск. Тростник, росший напротив входа, закачался, и лунный свет обрисовал силуэт Танамила, бредущего по воде. Мы нырнули под одеяла и затихли, так что он не узнал, что мы просыпались. И мы позасыпали обратно. Ни Утенок, ни Хэрн не помнят ничего, что было после того, как мы накрылись одеялами.
На следующее утро Танамил куда-то делся. Укрытие было именно таким, каким оно мне запомнилось с первого взгляда: хижина из старого дерева и красной земли, прилепившаяся к подножию утеса. Единственная дверь выходила на поросший травой уступ между двумя реками. Утро было холодное. Огонь погас, и одеяла куда-то подевались. Во всяком случае, когда я перед уходом заглянула в хижину, там их тоже не оказалось. Мы повскакивали и, дрожа, побежали на солнышко.
Всех опередила Робин, державшая фигурку Гулла.
— Я это понимаю так, что он хочет, чтобы мы ушли, — сурово сказала Робин. — Хотя он мог бы и попрощаться с нами.
— А мог бы и дать позавтракать, — сказал Утенок.
— У нас есть еда в лодке, — сказал Хэрн. — Пошли туда.
Лодка оказалась там, где мы ее оставили. Она покачивалась на воде в крохотной зеленой пещерке среди тростника. Еда и наши Бессмертные были на месте.
— Аж на душе полегчало, — сказал Хэрн. — Ладно, забирайтесь. Поедим по дороге.