Волшебные одежды

Джонс Диана Уинн

Хэрн пришелся королю по душе. Король дал ему пони, и Хэрн ехал верхом, а мы тем временем тряслись в груженых повозках. Мне каждый вечер приходилось заниматься растерыми при езде ногами Хэрна, и лишь после этого я могла отправиться к Робин. Теперь я понимаю, почему Робин так часто восклицала: «Ну почему мне никто не помогает?!» Все легло на мои плечи. Король большую часть дня держал Хэрна при себе. Хэрн говорил, что из него сделали мальчика на побегушках. Он не испытывал ни малейшей благодарности по отношению к королю. Одна беда: нашему королю нравились люди, которые обращались с ним грубо и фамильярно. Потому-то ему так пришелся по душе

Джей. И чем больше Хэрн сердился, тем больше он нравился королю.

А Хэрн пребывал в препаршивом расположении духа. Королю он не показывал и половины. Он твердил, что мы должны отправиться вниз по Реке, чтобы спасти Гулла или отомстить за него. Он же не верил в колдовство. А тут сперва Танамил, а потом Канкредин одолели его при помощи заклинаний. И Хэрн ничего не смог сделать — даже нам с Утенком удалось добиться большего. Хэрну пришлось признать, что волшебство существует. Это подорвало уважение Хэрна к собственному разуму.

— Но волшебство — это тоже плод разума, — сказала я.

— Но не моего разума! — отрезал Хэрн. — Потому-то я и потерпел неудачу. Я даже сомневался в том, что у людей вправду есть души. А потом я увидел души в той сети и понял, что смотрю в лицо поражению. Жуткое ощущение.

И, однако же, как я обнаружила позднее, на этом история не закончилась.

Утенок тоже был мрачным, потому что ему было скучно.

И все это время наш король спешно ехал вперед, прихватив нас с собой. Он не останавливался надолго ни в селениях, ни даже в чистом поле — из страха перед варварами. Когда мы подъезжали к хутору или какому-нибудь селу, люди короля стучались в двери и входили, громко объявляя, что едет король. Если жилье оказывало позаброшено, из-за половодья или из-за варваров, они просто забирали все, что находили. Если же жители были на месте, король говорил, что нам нужно. Люди часто принимались возражать. Я прекрасно представляю, как бы себя чувствовали мы, если бы кто-то вломился к нам и забрал припасы, оставшиеся с зимы — а ведь до нового урожая было еще далеко! Король обещал заплатить, и забирал столько, что мы потом сидели в повозках поверх груд зерна и туш забитых овец. Обязанность все запоминать лежала на Коллете, и он запоминал, кому сколько должен. Он говорил мне, что держат в голове много тысяч счетов — за изъятое продовольствие. А еще многим было обещано вознаграждение. Но Коллет сомневался, что эти счета когда-либо будут оплачены.

Путешествие было нелегкое — после половодья все дороги развезло. Робин становилось все хуже. Вскоре она так ослабела, что уже не могла на самых скверных участках пути слезать с повозки и идти пешком, как это делали остальные.

— Я больше не могу этого выносить! — сказала она однажды вечером, когда солнце уже зашло, а мы все продолжали трястись в повозке.

Хэрн посмотрел на нас и увидел, насколько плохо себя чувствует Робин. Он отправился к королю и попросил остановиться.

— Но еще достаточно светло, — сказал наш король. — Мы сможем проехать еще много миль. А кроме того, кажется, где-то позади появились варвары.

Наш король распрашивал о варварах всех встречных.

И мы двинулись было дальше.

Я так разозлилась, что спрыгнула с повозки и, проскочив между лошадьми, подбежала к королю.

— Ваше величество, — крикнула я, — Один хочет, чтобы мы остановились здесь!

Я думала, что король не станет меня слушать. Но он послушался. Мы наконец-то остановились. После этого я каждый день выбирала место для

ночлега, ссылаясь на Одного. Благодаря этому, мы избавили Робин от изрядной порции тряски. Просто поразительно, что наш король верил, будто мне известны желания Одного — но я думаю, что это была единственная вещь, к которой он относился серьезно. И я сделалась признанным представителем Одного. Каждый день король шутливо спрашивал меня: «И что наш золотой господин скажет мне сегодня, а, пушистик?» И я могла сказать ему все, что угодно.

— Если уж он верит тебе, значит, он способен поверить во все, что угодно! — презрительно сказал Хэрн.

Наш король, конечно же, разговаривал со всеми, непринужденно и весело, но со мной он после этого начал разговаривать гораздо чаще. Я не могла разговорить с ним запанибрата. Тяжесть короны и все короли, правившие до него, не позволяли мне этого. Кроме того, меня угнетало наше положение. Вроде бы нас нельзя было назвать пленниками. Но, с другой стороны, а как еще нас можно было назвать? И потому, когда король шутил со мной, я не смеялась.

— Пушистик, ты происходишь из очень серьезного семейства, — сказал он мне как-то, когда мы ехали по коричневому полю; трава, росшая на этом поле, лежала, вбитая в грязь. — Ты что, не умеешь смеяться? Я знаю, что у тебя свои сложности. Но посмотри на меня: я потерял двоих сыновей, жену и королевство — и, однако же, я по-прежнему способен смеяться.

— Я думаю, ваше величество, что вы предвкушаете, как разобьете варваров и вернете себе королевство, — сказала я, — а у меня такой надежды нет.

— Великий Один! — воскликнул король, блестя глазами. — Так значит, вот как ты думаешь, серьезная особа? Я отказался от этой идеи много месяцев назад. Самое большее, на что я надеюсь — это спасти собственную шкуру и как-то протянуть до тех пор, пока я не обзаведусь новым наследником. Так что помощь Одного принесет благо лишь моему сыну, а вовсе не мне.

Я тогда подумала, что это очередная его шутка, но теперь мне ясно, что наш король не собирается больше сражаться с варварами. Он каждый день распрашивал про них — но лишь для того, чтобы избежать столкновения.

Меня много раз так и подмывало сказать, что варвары, от которых он так старательно бежит — это всего лишь люди Карса Адона — хотя Карс Адон тогда говорил, что есть и другие небольшие группы, — и что настоящее зло исходит от Канкредина. Но я так этого и не сказала. Карс Адон — варвар и враг, но в каком-то смысле он лучше нашего короля. Я не виню нашего короля. Джей рассказал мне, какой ужасной была война. Но я все-таки не стану рассказывать ему про Карса Адона. И Утенок тоже не скажет. Он говорит, что наш король ему надоел, а с Канкредином никто ничего не сможет поделать. Что же касается Хэрна — ну, я в конце концов выяснила, что мы получили новости о Карсе Адоне.

Пока мы были в пути, подступило лето. Мы снова добрались до Реки, — похоже, благодаря этому Робин приободрилась, — и вьехали в холмы, окружавшие большое озеро. Озеро было прекрасно. Оно было синим, словно небо. И в этой синеве отражались деревья, во множестве растущие на берегах. Но для меня вся его красота была отравлена местными жителями. Они обзывали нас варварами и кидались в нас камнями. Утенок тогда заработал шрам, который остался у него на всю жизнь.

Камни перестали лететь, когда Джей распустил слух, будто мы — принцы и принцессы варваров, и находимся под покровительством волшебников. Робин очень сердилась на Джея.