Волшебный дневник (The Book of Tomorrow)
Шрифт:
– Что? Я?
Последовала долгая пауза.
– Что с тобой? – спросила Розалин в конце концов.
– Роза, – только и сказал Артур.
Никогда еще я не слышала, чтобы он так называл ее. Мне показалось это знакомым – где-то я это видела или слышала, – но соображать почти не могла. Розалин поглядела на меня, потом на Артура, как будто отчаянно боялась оставить нас наедине. Я напрягла мозги. Розалин вылезла из машины и бегом помчалась в магазин.
– Как ты? – спросил Артур, глядя на меня в зеркало.
– Ничего, спасибо. – Слезы ручьями полились у меня по щекам. – Артур, я виновата. Мне
– Тебе нечего стыдиться, детка, – ласково произнес он. – Это со всеми случается в молодости. Пройдет. – Он едва заметно улыбнулся. – Во всяком случае, если все обойдется.
И он посмотрел на меня долгим отцовским взглядом, в котором я прочитала беспокойство за себя.
– Да, я в порядке, спасибо. – Я стала рыться в карманах. – Мы не… Он был… Я не знала, что делать.
И я смущенно кашлянула, завидев Розалин в конце длинной очереди. Она нервничала, выглядывала в окно, высматривала нас.
– Артур, мамина депрессия давно началась?
– Какая такая депрессия? – переспросил он, поворачиваясь ко мне.
– Вы должны знать, мамина депрессия, о которой Розалин рассказала сегодня утром доктору Гедаду.
– Тамара. – Он внимательно поглядел на меня и все понял. Потом поглядел в сторону магазина. Перед Розалин стояли еще три человека. – Расскажи все по порядку.
– Я договорилась с доктором Гедадом, что он сегодня утром посмотрит маму. Артур, ей нужна помощь. Ей нехорошо.
Кажется, он очень встревожился.
– Но ведь она днем выходит из дома, совершает прогулки, дышит свежим воздухом.
– Что? – Я покачала головой. – Артур, она ни разу не вышла из дома с тех пор, как мы приехали к вам.
У него затвердел подбородок, и он коротко взглянул – отличная победа, полная победа – на Розалин, застрявшую в магазине.
– Что сказал доктор Гедад после того, как поговорил с ней?
– Он даже не поднялся на второй этаж. Розалин сказала ему, что мама много лет страдает депрессиями и папа знал об этом, но не захотел ставить меня в известность, и… – Я опять заплакала, не в силах закончить фразу. – Но это все неправда. Его нет, и он не может защитить себя, он не в состоянии… Все это ложь. Хотя, видно, не мне об этом говорить.
И я шмыгнула носом.
– Успокойся, Тамара. Розалин всего лишь пытается позаботиться о ней как умеет, – очень тихо, почти шепотом проговорил Артур, верно, чтобы она не услышала его из магазина. В очереди перед ней оставался один человек.
– Знаю, Артур, но ведь она может быть неправа. Я только это и хочу сказать. Не знаю, что произошло между ними много лет назад, но если что-то было – какая-нибудь малость – и мама обидела Розалин или причинила ей боль, как вы думаете, это не может быть?..
– Не может быть чем?
– Способом отплатить ей? Если мама сделала что-то плохое, солгала например?..
Открылась дверца, и мы оба подскочили от неожиданности.
– Фу ты, я не привидение, – обиженно сказала Розалин, усаживаясь рядом с Артуром. – Вот…
И она положила ему на колени сумку с бутылками.
Тут он смерил ее долгим ледяным взглядом, от которого мне стало не по себе и захотелось отвернуться. Когда он передал сумку мне, Розалин как будто удивилась.
– Возьми. Вероятно, поможет, – произнес он и включил зажигание. Прошел
Когда мы подъехали к дому, небо заволокло тучами, из-за которых на землю опустились сумерки. Явно похолодало, и, похоже, собирался дождь. Ветер немного остужал мой горячий лоб. Пару раз я сделала глубокий вдох, прежде чем войти в дом и подняться наверх.
– Ты знаешь, что какое-то время тебе нельзя выходить из дома? – спросила Розалин. Я кивнула.
– Кое-что надо будет сделать, – добавила она.
– Конечно, – тихо произнесла я.
Артур стоял рядом и слушал.
– Оставайся поблизости, когда будешь выходить, – вставил он, и мне показалось, будто ему потребовалось много сил, чтобы это проговорить.
Удивившись, что Артур встрял в нашу беседу, Розалин недовольно посмотрела на него. Он отвел взгляд. Очевидно, в ее планы входило держать меня в доме, чтобы я не натворила еще чегонибудь. А Артур повел себя не так строго.
– Спасибо, – сказала я и отправилась наверх.
Мама спала в кровати. Я устроилась рядышком и крепко-крепко обняла ее, вдыхая запах недавно вымытых волос.
Насколько я слышала по голосам Розалин и Артура, доносившимся из гостиной, внизу назревала буря. Поначалу они довольно мирно разговаривали, а потом начали кричать и кричали все громче и громче. Несколько раз Розалин пыталась успокоить Артура, но он не переставал кричать, и она сдалась. Мне не было слышно, о чем они спорили. Да я и не пыталась подслушать. Больше мне не хотелось совать свой нос в то, что меня не касалось. Лишь бы мама выздоровела, и если Артур повышает голос ради этого, пусть повышает. Зажмурившись, я думала только об одном – хорошо бы этого дня не было вовсе. Почему дневник меня не предупредил?
Скандал в гостиной быстро разгорался. Не в силах это выносить, я решила уйти и дать возможность Розалин и Артуру поговорить без свидетелей. Мне было противно думать, что это я внесла раздор в их дом. До нашего появления они оба наслаждались своей жизнью и ее маленькими радостями. Несомненно, что из-за моего присутствия их безмятежному существованию наступил конец, их отношения дали трещину, которая все расширялась и расширялась с каждым днем. Как только в гостиной воцарилось молчание, я постучала в дверь, и Артур ответил, чтобы я вошла.
– Прошу прощения, что помешала, – едва слышно произнесла я, – но мне хочется немного погулять, чтобы прочистить голову. В пределах дозволенного. Можно?
Артур кивнул. Розалин стояла ко мне спиной, и я видела, как пальцы на ее висевших по бокам руках сжались в кулаки. Побыстрее закрыв дверь, я бросилась прочь. Еще час или около того оставался до темноты, так что у меня было достаточно времени и для прогулки, и для прояснения в голове. Мне хотелось пойти в замок, но я слышала смех и говор друзей Уэсли, уже собравшихся там. Желание видеть их я не испытывала, мне вообще никого не хотелось видеть. Тогда я повернула в прямо противоположном направлении и направилась к сестре Игнатиус, хотя и знала, что не буду ее искать ни в саду, ни в доме. Бродить где попало в сумерках мне тоже было не по вкусу, и я осталась на тропинке, по которой шагала с опущенной головой, пока не оказалась перед готическими воротами, запертыми на цепь и оставленными гнить.