Волшебный дом

Вордсворт Уильям

Сонет, написанный на морском побережье близ Кале. Август 1802

Вечерняя звезда земли моей!Ты как бы в лоне Англии родномПокоишься в блистании огней,В закатном упоении своем.Ты стать могла бы светочем, гербомДля всех народов до скончанья дней.Веселым блеском, свежестью лучейИграла бы на знамени святом.Об Англии, простертой над тобой,Я думаю со страхом и мольбой,Исполненный мучительных тревог.В единстве жизни, славы и судьбыВы неразрывны – да хранит

вас БогСреди пустой, бесчувственной толпы.

«Не хмурься, критик, не отринь сонета!..»

Не хмурься, критик, не отринь сонета!Он ключ, которым сердце открывалСвое Шекспир; Петрарка врачевалПечаль, когда звенела лютня эта;У Тассо часто флейтой он взывал;Им скорбь Камоэнса была согрета;Он в кипарисовый венок поэта,Которым Дант чело короновал,Вплетен, как мирт; он, как светляк бессонный,Вел Спенсера на трудный перевал,Из царства фей, дорогой потаенной;Трубой в руках у Мильтона он стал,Чье медногласье душу возвышало;Увы, труба звучала слишком мало!

«Отшельницам не тесно жить по кельям…»

Отшельницам не тесно жить по кельям;В пещерах жизнь пустыннику легка;Весь день поэт не сходит с чердака;Работница поет за рукодельем;Ткач любит стан свой; в Форнер-Фелльс к ущельямПчела с полей летит издалека,Чтоб утонуть там в чашечке цветка;И узники живут в тюрьме с весельем.Вот почему так любо мне замкнуть,В час отдыха, мысль вольную поэтаВ размере трудном тесного сонета.Я рад, когда он в сердце чье-нибудь,Узнавшее излишней воли бремя,Прольет отраду, как и мне, на время.

Сонет, написанный на Вестминстерском мосту 3 сентября 1802 года

Нет зрелища пленительней! И в комНе дрогнет дух бесчувственно-упрямыйПри виде величавой панорамы,Где утро – будто в ризы – все кругомОдело в Красоту. И каждый дом,Суда в порту, театры, башни, храмы,Река в сверканье этой мирной рамы,Все утопает в блеске голубом.Нет, никогда так ярко не вставалоТак первозданно солнце над рекой,Так чутко тишина не колдовала,Вода не знала ясности такой.И город спит. Еще прохожих мало,И в Сердце мощном царствует покой.

«Путь суеты – с него нам не свернуть!..»

Путь суеты – с него нам не свернуть!Проходит жизнь за выгодой в погоне;Наш род Природе – как бы посторонний,Мы от нее свободны, вот в чем жуть.Пусть лунный свет волны ласкает грудь,Пускай ветра зайдутся в диком стонеИли заснут, как спит цветок в бутоне, —Все это нас не может всколыхнуть.О Боже! Для чего в дали блаженнойЯзычником родиться я не мог!Своей наивной верой вдохновенный,Я в мире так бы не был одинок:Протей вставал бы предо мной из пеныИ дул Тритон в свой перевитый рог!

У моря

Вечерняя безветренная тишь.Монахине,

свершающей обряд,Подобно время. Солнечный закатКак бы в своем покое потонул.У моря, как у райских врат, стоишь.Прислушайся: проснулся мощный Дух!Извечным ритмом наш волнует слухЕго сплошной громоподобный гул.Дитя мое, гуляя здесь со мной,Пусть и чужда ты мысли неземной —Но все ж твое чудесно естество.Преданью ты причастна круглый годИ сокровенный храм твой стережетНезримое тобою Божество.

«Признаться, я не очень-то охоч…»

Признаться, я не очень-то охочДо тихих радостей молвы скандальной;Судить соседей с высоты моральнойДа слухи в ступе без толку толочь —Про чью-то мать-страдалицу, про дочь —Строптивицу, – весь этот вздор банальныйСтирается с меня, как в зале бальнойРазметка мелом в праздничную ночь.Не лучше ль вместо словоговореньяС безмолвным другом иль наединеСидеть, забыв стремленья и волненья —Сидеть и слушать в долгой тишине,Как чайник закипает на огнеИ вспыхивают в очаге поленья?

«Я думал: «Милый край! Чрез много лет…»

Я думал: «Милый край! Чрез много лет,Когда тебя, даст Бог, увижу снова,Воспоминанья детства дорогого,Минувшей дружбы, радостей и бедМне будут тяжким бременем». Но нет!Я возвратился, – и тоска былогоМеня не мучит, не гнетет сурово,И слезы мне не застят белый свет.Растерянно, смущенно и сутулоСтоял я, озираючись вокруг:Как съежились ручей, и холм, и луг!Как будто Время палочкой взмахнуло…Стоял, смотрел – и рассмеялся вдруг,И всю мою печаль как ветром сдуло.

Бессонница

Земля в цвету и чистый небосвод,Жужжанье пчел, медлительное стадо,И шум дождя, и шум от водопада,И зрелость нив, и поздних птиц отлет —Я вспоминаю все – и сон нейдет,Но долго ждать еще рассвета надо.Ворвется щебет утреннего сада,Начнет кукушка свой печальный счет.Две ночи я в борьбе с бегущим сномГлаз не сомкнул, и вот сегодня – эта!Настанет утро – что за радость в нем,Когда не спал и маялся до света.Приди, поставь рубеж меж днем и днем,Хранитель сил и ясных дум поэта!

«Все море сплошь усеяли суда…»

Все море сплошь усеяли суда,Их, как по небу звезды, разметало:Одних на рейде волнами качало,Других несло неведомо куда.И шхуну заприметил я тогда:Чуть вздрагивая под толчками шквала,Она из бухты весело бежала,Своей оснасткой пышною горда.Что мне она! Но, глаз не отрывая,Я, как влюбленный, вслед глядел с тоской;Ей не страшна погода штилевая:Ее приход встряхнет любой покой…Она прошла вдоль мыса, покидаяЗалив, – и вышла на простор морской.