Волшебный дом

Вордсворт Уильям

Строки, написанные неподалеку от дома и переданные моим мальчиком той, к кому обращены

Весенним первым теплым днемМиг новый прежнего чудесней.На дереве у входа в домМалиновка заводит песню.Блаженством воздух напоенИ вся ожившая округа —От голых гор и голых кронДо зеленеющего луга.Сестра, из комнаты своей,Заботами пренебрегая,На воздух выйди поскорей,Почувствуй солнце, дорогая!Простое платьице наденьИ не бери с собою чтенья.Я так хочу, чтоб в этот деньМы вдоволь насладились ленью.Условностей привычный гнетС себя мы сбросим, и сегодняМы новых дней начнем отсчет,Как после даты новогодней.Всему цветение суля,Любовь вселяется украдкойВ сердца, и влажная земляПронизана истомой сладкой.Мгновенье может больше дать,Чем полстолетья рассуждений.Мы каждой порой благодатьВпитаем в этот день весенний.Укладу новому храняВ сердцах своих повиновенье,Весь год из нынешнего дняМы будем черпать вдохновенье.И сила этого вокругРаспространенного блаженстваПоможет нам с тобой, мой друг,Достичь любви и совершенства.Так поскорее же наденьПростое платьице и чтеньяВ путь не бери – ведь в этот деньМы вдоволь насладимся ленью.

История для отцов, показывающая, как можно обучить искусству лжи

Красив и строен мальчик мой —Ему всего лишь пять.И нежной любящей душойОн ангелу под стать.У дома нашего вдвоемМы с ним гуляли в ранний час,Беседуя о том о сем,Как принято у нас.Я вспоминал прекрасный край,Наш домик прошлою весной,И берег Кильва, точно рай,Возник передо мной.И столько счастья я сберег,Что, ощутив его опять,Я в этот день без боли могБылое вспоминать.Одетый просто, без прикрас,Мой мальчик был пригож и мил.Я с ним, как прежде много раз,Беспечно говорил.Ягнят

был грациозен бегВ сиянье солнечного дня.«Наш Лисвин, как и Кильвский брег,Чудесен», – молвил я.«Тебе милее здешний дом? —Спросил я малыша, —Иль тот, на берегу морском?Ответь, моя душа!»«И где ты жить, в краю какомХотел бы больше, дай ответ:На Кильвском берегу морскомИль в Лисвине, мой свет?»Глаза он поднял на меня,И взгляд был простодушья полн:«У моря жить хотел бы я,Вблизи зеленых волн».«Но, милый Эдвард, отчего?Скажи, мой мальчик, почему?» —«Не знаю, – был ответ его, —И сам я не пойму…»«Зачем же эту благодатьЛесов и солнечных луговТы безрассудно променятьНа Кильв морской готов?»Но, отведя смущенный взгляд,Не отвечал он ничего.Я повторил пять раз подряд:«Скажи мне, отчего?»Вдруг поднял голову малышИ, ярким блеском привлечен,Увидел на одной из крышСверкавший флюгер он.И миг спустя его ответ,Столь долгожданный, был таков:«Все дело в том, что в Кильве нетВот этих петухов».Я стать мудрей бы не мечтал,Когда, мой маленький дружок,Тому, что от тебя узнал,Сам научить бы мог.

Слабоумный мальчик

Уж смерклось. Ровный свет луныЛежит на рощах и лугу.Бог весть откуда гулкий кличПодруге шлет угрюмый сыч.Тоскливо в лунной тишине«Угу!» – плывет. – «Угу-у! Угу-у!»Что так спешишь, что так дрожишь,Что не в себе ты, Бетти Фой?Зачем на пони водруженБедняжка слабоумный Джон,Сыночек горемычный твой?Уж все в округе спят давно.Сними, сними его с седла!Он горд, он радостно мычит;Но, Бетти! он ли вдруг помчитСквозь сумрак вешний, как стрела?Но Бетти знает лишь одно:В беде соседка, Сьюзен Гей;Она стара, она больна,Совсем одна живет она,И очень худо нынче ей.А рядом ни души живой,Ни дома на версту вокруг.Кто вразумит их в эту ночь,Как старой Сьюзен им помочь,Чем облегчить ее недуг?Они одни, темно кругом,И мужа Бетти дома нет:Он дровосек; в соседний долВчера он лес валить ушел.Что делать им? Кто даст ответ?И Бетти пони своегоТогда выводит со двора.Конек тот всюду и везде —Что на кормежке, что в узде —Являл отменно смирный нрав.Оседлан добрый пони вмиг,И – случай видан ли такой? —В дорогу Бетти снаряженБедняжка слабоумный Джон,Ее сыночек дорогой.Вниз по долине, через мостПускай он в город мчит скорей.У церкви доктор там живет,Пускай его он позовет,А то помрет ведь Сьюзен Гей.Не нужно Джонни ни хлыста,Ни острых шпор, ни света дня.Лишь веткой остролиста онРазмахивает, возбужден,Над холкой своего коня.Полна тревог, полна забот,Внушала долго сыну мать,Какой держать он должен путь,Где вправо, влево где свернуть,Как мест опасных избегать.А самой главной из заботБыла: «Сынок, потом домой!Нигде не жди, нигде не стой,Позвал врача – и враз домой.Ты понял, Джон, разумник мой?»И Джонни радостно в ответМычит, кивает, в путь готов,Уздечку дергает, спеша.И материнская душаОтвет тот поняла без слов.Хоть Бетти впору их вернуть,Она сдержала свой порыв,Лошадке легкий дав шлепок.И вот уж тронулся конек,И Бетти вслед глядит, застыв.Но только тронулся конек, —Бедняжка слабоумный Джон! —От счастья сам он стал не свой,Не шевельнет рукой-ногой,Уздечку еле держит он.В руке поникшей остролистЗастыл недвижен; в вышинеНад лесом мартовским лунаНе так тиха, не так нема,Как этот мальчик на коне.Все ликовало, пело в нем.Так с полверсты проехал он,Забыв и повод под рукой,И что наездник он лихой, —Он счастлив, счастлив, счастлив Джон!А мать стояла у ворот,Собой горда, сынком горда,И все ему смотрела вслед:Уж так спокоен он в седле,Так выправка его тверда!Его молчанье – добрый знак:Доедет, Бог его хранит.Вот он свернул направо в лес,Совсем из вида уж исчез,А Бетти все вослед глядит.Вон песню замурчал свою,В тиши ночной она слышна —Журчит, как мельничный ручей.И конь под ним овцы смирней —И ночь уж Бетти не страшна.Теперь – утешить Сьюзен Гей:В пути гонец их удалой.Кричат сычи, кричат в ночи,А Джонни «тру-тру-тру» мурчит —Беспечный всадник под луной.И пони с Джонни заодно:Добрей конька в округе нет.Что б ни пришлось ему снести,Он будет так же добр и тих,Хоть проживи он тыщу лет.Но он и мыслит! А уж тутШаг замедляется вдвойне.Он Джонни знает; но сейчасОн с толку сбит; на этот разВсе так там странно, на спине!Так движутся они сквозь лес,По лунным тропам в лунный дол.У церкви доктор там живет,Его-то Джон и позовет,Чтоб к хворой Сьюзен он пришел.А Бетти, сидя при больной,О Джонни все заводит речь:Что уж вот-вот вернется он,И как он храбр, и как умен, —Чтоб Сьюзен хоть чуть-чуть отвлечь.И Бетти, сидя при больной,За ней заботливо следит:То хлеб, то ковш придвинет к ней —Как будто лишь о Сьюзен ГейСейчас душа у ней болит.Но глянем глубже ей в глаза:От нас, бедняжке, ей не скрыть,Что счастьем, гордостью онаВ минуту эту так полна,Что всем готова их дарить.И все же отчего поройОна глядит в окно тайком?То речь ведет – то смолкнет вдруг,Как будто ловит каждый звукВ лесу безмолвном за окном.Все громче стонет Сьюзен Гей.А Бетти ей: «Сейчас, сейчас.Луна ясна, они в пути,Они вот-вот должны прийти.Уж на дворе десятый час».Но стонет, стонет Сьюзен Гей.Вон и одиннадцать уж бьет.А Бетти все свое твердит:«Луна ясна, они в пути,Они появятся вот-вот».Приблизился полночный час.Луна по-прежнему ясна,Льет на округу ровный свет.А доктора все нет и нет,И бедной Сьюзен не до сна.А Бетти? Час назад онаБранилась в шутку: «Вот лентяй!Замешкался в пути, видать.Теперь ему несдобровать —Получит знатный нагоняй!»Но час прошел, а Джонни нет;Теперь уж не до шуток ей.Его все нет. Что с ним стряслось?Он ждет там доктора небось.Забот так много у врачей.Все громче стонет Сьюзен Гей.Что делать Бетти? Как ей быть?Бежать ли в лес сынка искать —Иль при больной сидеть и ждать?Кто ей подскажет, как ей быть?Уж время за полночь давно,А доктор к Сьюзен не спешит.Плывет над лесом лунный свет,А Джонни нет, и пони нет,А Бетти все с больной сидит.Да и больной не по себе —Не перечесть тут страхов всех.Вдруг утонул, пропал в пути,Вдруг и следов уж не найти?Какой на душу ляжет грех!И лишь она сказала вслух —Шепнула: «Упаси господь!» —Как Бетти, словно враз решась,Рывком со стула поднялась,Себя не в силах побороть.«Ах, Сьюзен, я пойду за ним!Пойду! уж ты не обессудь!Ведь он еще дитя, наш Джон,Да и головкой не силен.Теперь блуждает где-нибудь.Пойду! Я мигом обернусь!Но коль совсем тебе невмочь,То я останусь, так и быть.Что дать тебе, чем пособить?О боже правый! Ну и ночь!» —«Иди, голубушка, иди!Я потерплю, достанет сил».И Бетти птицей за порог,С молитвой Богу, чтоб помог,Чтоб Сьюзен Гей он охранил.И вот спешит она сквозь лес,По лунным тропам в лунный дол…Но о пути о том рассказНе сократить ли мне сейчас?Лишь скуку б он на всех навел.Все, все, что ловит жадный взор:И строй стволов, и вязь ветвей,И донный мрак, и лунный блик, —Все ей являет Джонни лик,Повсюду Джонни мнится ей.Вот шаткий мост через ручей —И новой мукой мысль полна:Он слез с коня, вступил в затон —Достать луну тянулся он, —А в этом месте глубь без дна.Вот на холме она; застыв,Глазами обегает дол.Но среди рощ, средь ивняка —Ни Джонни, ни его конька,Весь лунный дол и пуст и гол.«Отцы святые! Может, он,Увлекшись чем, залез в дупло,Задохся там? Забрел, блажной,К цыганам, и его с собойБродяжье племя увело?Иль этот пони, карла злой,Его к кикиморам завел?Иль в тот он замок нежилойПопал, где вьется духов рой,Погибель там свою нашел?»Увы, в сердцах она упрекШлет и бедняжке Сьюзен Гей:Не захворай она не в срок,Он был бы с ней, ее сынок,Утехой до скончанья дней.Сама от горя не своя,Она и доктора корит.Потом конька настал черед —Хоть нравом так уж кроток тот,Что мухе зла не причинит.Вот домик докторский; онаБежит к дверям его в слезах.А за спиною город лег,Он так широк, в нем сто дорог —И тишь, как в небесах.Стучится в докторскую дверь,Стучит, зовет и так и сяк.Тот высунулся из окна,Моргает, щурится со снаИ поправляет свой колпак.«Где Джонни, доктор, мой сынок?» —«Ты что шумишь в столь поздний час?» —«Простите, сэр. Я Бетти Фой.Пропал сыночек бедный мой,Его видали вы не раз.Он… слабоват чуток умом».А тот сердито ей в ответ:«Да что мне до его ума?В своем ли ты уме сама?»Хлоп ставней – и его уж нет.«Ох, горе мне! Хоть помирай! —Запричитала Бетти Фой. —Где мне его теперь искать?Несчастней есть ли в мире мать?Пропал, пропал сыночек мой!»Мутится ум – куда теперь,В тот темный дол? Безжизнен онИ пуст, куда ни посмотри.И

бой часов – пробило три! —Звучит, как похоронный звон.И вот – назад, в обратный путь.И диво ль, что в беде своей,Тоскою смертной сражена,Забыла доктора онаПослать к бедняжке Сьюзен Гей?Вот снова поднялась на холм.Лишь дали мглистые кругом.Куда теперь? Да и невмочьУже бежать ей. Что за ночь!И ни одной души кругом.Не слышен в чуткой тишинеНи конский шаг, ни глас людской.Лишь можно слышать – но не ей! —Как меж полей бежит ручей,Как травы всходят над землей.Перекликаясь в синей мгле,Все стонут, ухают сычи.Так души тех, что влюблены,Но злой судьбой разлучены,Друг другу знак дают в ночи.Вот пруд. И Бетти перед нимОстановилась, вся дрожит:Так тянет вниз ее вода!О смертный грех! И от прудаОна в смятенье прочь бежит.И села наземь наконец,И плачет, плачет в три ручья.Теперь уж молит и конька:«Ты привези домой сынка,Скотинка добрая моя!Уж я ль не холила тебя?Не лучший ли тебе овесВ кормушку клала? Верно, тыСам заплутал средь темнотыИ в дальний лес его увез?»И птицею взметнулась вновь —Стенать и мешкать ей не след!Коль пруд ее на смертный грехЧуть не навел, то мыслей техСейчас уж и в помине нет.Теперь, читатель, не пора льНам взор на Джонни обратить?Я медлю – дар мне тот ли дан?Какой волнующий романЯ в рифмы должен перелить!Быть может, он с конем – как знать? —Скитается меж горных скал,С небесной вровень синевой,Чтоб, с тверди сняв, принесть домойЗвезду, которую искал?Или, к хвосту конька лицомРазворотясь, в себя ушелИ, думой чудною пленен,Нем и недвижен едет он,Как всадник-призрак, через дол?Иль он охотник, дик и смел,Гроза баранов, бич овец!Вот тот лужок – неделек пять,И вам его уж не узнать:Дотла опустошен, вконец!Иль демон он, исчадье зла,Весь пламя с головы до пят;Как вихрь он мчит, взметая прах,Трусливым душам всем на страх,Что перед дьяволом дрожат!О Музы! Дале вас молю —Ваш давний верный ученик:Как, в меру дара моего,Мне воссоздать хоть часть того,Что испытал он, что постиг?Но, Музы! Это ль мне ответ?Ответ на всю мою любовь?Вы отвернулись от меня,Ни вдохновенья, ни огняДарить мне не хотите вновь!Что ж… Кто вон там, в тени ветвей,Где водопад взрывает тишь,Застыл, как праздный пилигрим?Беспечный всадник, а под нимПасется мирно конь-малыш.На волю своего конькаЕздок, видать, отдался весь.Что ночь ему и что луна?Все как в романе – суть ясна:Ведь это Джонни! Он и есть!И пони с ним, приятель наш.А что ж бедняжка Бетти Фой?У ней на сердце все мрачней:Шум водопада слышен ей,Но Джонни – где же он, родной?Глянь, кто у пони на спине!Прочь все тревоги, Бетти Фой!Смахни слезу, раздвинь кусты —Кого вдали там видишь ты?То он, сыночек твой родной!Ну что ж к нему ты не спешишь?Стоишь – застыла, Бетти Фой?Не леший он, не призрак он,Ведь это твой бедняжка Джон,Сыночек неразумный твой!И руки вскинула она —Зашлась от радости – стрелойМетнулась – чуть не сбила с ногЛошадку: «Джонни, мой сынок,Голубчик ненаглядный мой!»А Джонни радостно мычит,Потом залился смехом вдруг —Лукавым, ласковым – как знать?Но с жадностью впивает матьИз уст родных малейший звук.Вкруг пони мечется она,То к морде, то к хвосту спешит;Все в ней поет – а на глазаНет-нет и набежит слезаИ там печально так дрожит.Но Джонни цел! Она егоЦелует, гладит то и знай,И вся сияет, и слегкаСынка стыдится и конька —Но радость бьет в ней через край!И пони шлепает она,И теребит, и шутит с ним.А пони, может, тоже рад,Но на восторги скуповат,И вид его невозмутим.«А доктор – Бог с ним, мой родной!Бог с ним! Ты сделал все, что мог!» —И за узду конька взялаИ прочь от места отвела,Где пенился поток.А звезды уж почти сошлиС небес, и над холмом лунаБледнее полотна. В кустахУж слышно шевеленье птах,Хоть песнь еще и не слышна.Бредут они лесной тропой,И каждый думой полн своей.Но кто спешит навстречу им,Заботой раннею гоним?Она, старушка Сьюзен Гей!Она о Джонни не моглаЗабыть средь всех жестоких мук:Куда, болезный, он пропал?Все ближе страх к ней подступал,И – отступал недуг.В тревоге неотвязной ейЧего-чего не мнилось вдруг!И билась мысль, метался умВ смятенном вихре этих дум —И отступал недуг.«Нет, муки этой мне не снесть!» —И вот, не тратя лишних слов,Она все силы напрягла,С постели встала – и пошла,Как бы на властный зов.И вот бежит, все в ней дрожит —Найти б их только удалось!И вдруг вдали своих друзейЗавидела – и сердце в нейОт радости зашлось!Бредут они домой сквозь лес,И не перестает звучатьСычей погудка под луной.С нее рассказ я начал свой —Уж ею и кончать.Спросить решилась мать гонца:«Так что ж ты не вернулся в срок?Где ночкой темной ты плутал,Что ты видал, что ты слыхал?Скажи нам все как есть, сынок!»А он, конечно, в эту ночьНе раз слыхал сычиный зов,И в небесах луну видал —В подлунном мире он блуждалНе зря аж целых семь часов.И вот доподлинный ответ,Что Бетти дал ее посол.Он все сказал, как на духу:«Петух – он пел: ку-гу-у! ку-гу-у!От солнышка – ух, холод шел!»Все рассказал наш молодец —И тут истории конец.

Терновник

I

Терновник этот стар, да так,Что и представить мудрено,Как он в былое время цвел, —Он поседел давно.Он ростом с малое дитя,Но все не гнется, ветхий куст.Листвы лишен, шипов лишен,Упорством цепких сучьев онЖивет, угрюм и пуст.И, словно камень иль утес,Он весь лишайником оброс.

II

Как камень иль утес, егоПо самый верх покрыл лишай,На нем повис тяжелый мох,Как скорбный урожай.Терновник захватили мхи,И он, несчастный, ими сжатТак тесно, что тебе яснаИх цель, а цель у них одна:Они его хотятСровнять с землею поскорей,Похоронить навеки в ней.

III

На горном гребне, в вышине,Где ураган, могуч и зол,Со свистом режет облакаИ рушится на дол, —Вблизи тропы отыщешь тыТерновник старый без труда,И мутный карликовый прудТы тотчас обнаружишь тут —Всегда в нем есть вода.Я пруд легко измерить смог:Три фута вдоль, два – поперек.

IV

И за терновником седымШагах примерно в четырех,Перед тобой предстанет холм,Одетый в яркий мох.Все краски мира, все цвета,Какие только любит взор,Увидишь на клочке земли,Как будто руки фей сплелиБожественный узор.Тот холм в полфута высотойСияет дивной красотой.

V

Ах, как приятны глазу здесьОливковый и алый цвет! —Таких ветвей, колосьев, звездВ природе больше нет.Терновник в старости своейНепривлекателен и сер,А холм, который так хорош,С могилою ребенка схож —Столь мал его размер.Но я прекраснее могилЕще нигде не находил.

VI

Но если б ты на ветхий куст,На чудный холм хотел взглянуть,Будь осторожен: не всегдаПуститься можешь в путь.Там часто женщина одна,Закутанная в алый плащ,Сидит меж маленьким холмом,С могилой схожим, и прудом,И раздается плач,И слышен громкий стон ее:«О, горе горькое мое!»

VII

И в ясный день, и в час ночнойСпешит страдалица туда.Ее там знают все ветраИ каждая звезда.Там, близ терновника, однаСидит она на вышине,Когда чиста небес лазурь,При грохоте свирепых бурь,В морозной тишине.И слышен, слышен плач ее:«О, горе горькое мое!»

VIII

«Но объясни, зачем онаИ в ясный день, и в час ночнойВзбирается на мрачный пик, —И в дождь, и в снег, и в зной?Зачем у дряхлого кустаСидит она на вышине,Когда чиста небес лазурь,При грохоте свирепых бурь,В морозной тишине?Чем вызван этот скорбный стон?Зачем не утихает он?»

IX

Не знаю: истина темнаИ не известна никому.Но если хочешь ты пойтиК чудесному холму,Что с детскою могилой схож,И посмотреть на куст, на пруд —Удостоверься прежде в том,Что женщина вернулась в дом,А не тоскует тут,Где ни единый человекК ней не приблизится вовек.

X

«Но почему она сюдаИ в ясный день, и в час ночной,При всяком ветре держит путь,Под всякою звездой?»Я все, что знаю, расскажу,Но это будет тщетный труд,Коль сам ты в горы не пойдешьИ тот терновник не найдешьИ карликовый пруд.Ты там верней отыщешь следТрагедии минувших лет.

XI

Пока же ты не побывалНа этой мрачной вышине,Тебе готов я рассказатьВсе, что известно мне.Уж двадцать лет прошло с тех пор,Как полюбила Марта Рэй,Как сердце девичье пленилЕе приятель Стивен ХиллИ стал ей всех милей,Как Марта счастлива была,И веселилась, и цвела.

XII

И был назначен свадьбы день,Но для нее не наступил:Дал клятву верности другойБездумный Стивен Хилл.Пошел изменник под венецС другой избранницей своей.И, говорят, что этим днемЖестоким вспыхнуло огнемСознанье Марты Рэй.И, словно испепелена,От горя высохла она.

XIII

Прошло полгода, лес ещеШумел зеленою листвой,А Марту потянуло ввысьНа гребень роковой.Все видели, что в ней дитя,Но тьмой был мозг ее объят,Хотя от нестерпимых мукРазумным становился вдругЕе печальный взгляд.А тот, кто мог бы стать отцом,Уж лучше был бы мертвецом!

XIV

Здесь до сих пор ведется спор,Как бы могла восприниматьВ себе движенья малышаПомешанная мать.Еще прошедшим РождествомНас уверял один старик,Что Марта, ощутив дитя,Как бы очнулась, обретяРассудок в тот же миг,И Бог покой ее берег,Покуда приближался срок.