Волшебный кувшин Хомы и Суслика
Шрифт:
Хотел Суслик опять что-то возразить, но не стал. С Хомой спорить — это не фунт гороха съесть. Ты-то не съешь, а он запросто. Унесёт за щеками.
Разыскали они свой камышовый плотик, палку-шест и дощечку-весло. Хома всё это с прошлого путешествия припрятал. Где? Тайна!
Вечером припасы собрали, ночью поспали, а утром — в путь.
— Учти, — сказал Хома, когда Суслик отталкивал плот от берега. — У нас какой уговор был? Днём гребёшь, ночью спишь. А вот ты вчера ни капельки не грёб, зато всю ночь отдыхал. Поэтому
Ну, что на это скажешь? Всё правильно. Был такой уговор.
Правда, Суслик и тут возразил. Но очень неубедительно.
— Я не гребу, я отталкиваюсь.
— Значит, отталкивайся вдвое сильнее!
— А ты тоже греби.
— У меня весло не загребное, а рулевое. Понял? Если я не так рулить буду, тебе вдвое труднее будет.
— Ты же сам сказал, что этой ночью я отдыха не заслужил. Мне и без того приходится вдвое больше пыхтеть, — старательно работал Суслик шестом.
— Ну, выходит, тебе втрое трудней бы стало, — великодушно заметил Хома, — если бы я плохо рулил.
Так, пререкаясь, они тем не менее упорно плыли вверх по ручью. Держались низкого берега, где течение было слабее.
Ручей, как и положено, петлял меж обрывистых и низких берегов. И плот приходилось вести всё время наискось — от пологого места к пологому. У Хомы уже был рулевой опыт. В прошлом путешествии, пусть и вниз по ручью, он успел наловчиться.
Под обрывистыми берегами течение всегда сильнее. Вот и надо было плыть зигзагами. А то бы не выгребли.
Даже своевольный Суслик похвалил рулевого:
— Неплохо правишь. У низких берегов течение совсем слабенькое.
— А ты боялся! — ликовал Хома. — Если бы я плохо рулил, ты давно бы упарился!
Светило солнышко, звенели стрекозы, мелькала рыбёшка. Хорошо!
А что особенно приятно: повсюду у низкого берега стеною стоял камыш, и сплошная свежая тень от него отрадно накрывала путешественников.
— Но я тебе самого главного не сказал, — неожиданно вспомнил Хома. — Не забыл ещё того Муравья, что у меня жил?
— Как же! — засиял Суслик. — Он ведь нас тогда от Лисы и Волка спас!
— Может, встретится?
— Обязательно встретится! Что ж ты раньше молчал? — Суслик сразу приналёг на шест. — Он ведь где-то в верховьях живёт. Жаль, поточней не сказал, где его дом.
— По пути спросим, — беззаботно сказал Хома. — Язык до любого муравейника доведёт.
Вспомнили они своего маленького коричневого Муравья, и совсем хорошо на душе стало. Так приятно знать, что живёт где-то друг, который тоже помнит тебяги всегда тебе
Хома, понятно, сжалился над Сусликом — давал ему и днём отдыхать. А раз такое дело, то заодно и сам отдыхал. Неохотно, правда.
— Из-за тебя останавливаемся, — каждый раз укорял он лучшего друга. — Сильно слабый ты. А ведь должен сам себя обгонять, — припоминал он ту ночь перед путешествием, когда Суслик незаслуженно спал.
— Как это — себя обгонять? — не понимал тугодум Суслик.
— Ну, того самого, кто накануне мог бы в плаванье выйти, чтоб потом всю ночь, как ты, отдыхать, — туманно говорил Хома.
— Как же я сам себя обгоню, если я позже в плаванье вышел?!
— Представь себе мысленно.
— Мысленно? Тогда я давно уже дома. До начала ручья сплавал и домой вернулся. Гляди-ка, быстрей моей мысли нет ничего! — поразился Суслик.
— Был бы ты такой быстрый, да на работу! — упрекал его Хома, удобно развалившись на прибрежной травке.
Ветерок отгонял комаров, ерошил метёлки камыша и убегал дальше, куда-то к истокам ручья. В ту же сторону плыли редкие пузатые облака, по небу и по воде.
… Вообще-то друзьям везло. Ветер всё время дул в спину. Помогал им, подталкивал плотик.
Ручей заметно сужался. По берегам появлялись деревья, сначала поодиночке, затем целыми семействами, предвещая близкий лес.
По пути Хома и Суслик спрашивали про своего коричневого Муравья. Уток спрашивали, кузнечиков, чёрных Муравьёв. Никто не знал, где их друг обитает.
Течение становилось всё слабее. А в лесу, который сомкнул ветви над ручьём, оно совсем исчезло. Будто и не было.
Плот легко скользил по спокойной, ровной воде.
Зато стали встречаться коряги. Тут уж Хоме пришлось глядеть в оба. В тихом лесном сумраке они грозно высовывали из воды свои чёрные рога, увешанные серой, сухой тиной.
Хома и. Суслик тоже притихли. И невольно говорили шёпотом.
Солнечные лучи с трудом прорывались сквозь бесчисленные листья над головой. Ручей был весь в крапинку от мелких бликов солнца.
Внезапно неподалёку раздался громкий плеск.
— А щуки здесь водятся? — напряжённо спросил Суслик.
— Я же тебе говорил, там у нас последнюю поймали, — прошептал Хома.
— Это у нас…, — протянул Суслик.
Дёрнуло его за язык! Рядом забурлила вода, и пятнистый щучий хвост так ударил прямо у плотика, что они закачались!
Хорошо ещё, Хома весло удержал, а Суслик шест не выронил. Они лихорадочно направили плот к берегу.
— Наверняка щука-утятница, — запинаясь, бормотал Хома. — Уток мигом глотает!
— А нас и подавно! — ужасался Суслик, бешено отталкиваясь шестом.
Опомнились они только на берегу.