Волшебство для короля
Шрифт:
Кто из них мог решиться перехватить Монаршую Панацею? У Лайама не имелось ответа на этот вопрос. «Возможно, они вообще заодно, откуда ты знаешь? С чего ты вообразил себя знатоком дворцовой политики?»
Он резко вскочил на ноги, вдруг осознав всю никчемность своих размышлений.
«Не пора ли перекусить?»
Ночь в Беллоу-сити наступала раньше, чем в верхнем Торквее, порт заливала тьма. Дракончик весьма удивился, когда Лайам высунулся из окошка.
«Ты куда, мастер?»
«Мне хочется есть. К тому же не мешает взглянуть, что творится на пирсе».
Соседний склад
«Я облетел городок, – сообщил фамильяр. – Твои портреты болтаются на нескольких перекладинах».
«Буду иметь в виду», – ответил Лайам, спускаясь на мостовую в месте, достаточно удаленном от его дневного приюта.
Надвинув шляпу на лоб, он побрел к деловой части порта. Ему вдруг сделалось не по себе. Мимо шли люди – клерки, рабочие, моряки, – усталые, занятые собой, но беглецу стало казаться, что равнодушие их напускное, что каждый разминувшийся с ним прохожий оборачивается, раздумывая, не кликнуть ли стражу. По спине его побежали мурашки. Иногда ведь именно стремление быть незаметным и выделяет того, кто прячется, из толпы.
Лайам едва поборол искушение вернуться обратно, впрочем, не сам – помог Фануил. Дракончик, следя с высоты за продвижением своего господина, невозмутимо твердил, что никто на него не пялится и не бежит разыскивать миротворцев.
«Все хорошо, мастер! Все хорошо…»
«Ладно, посмотрим», – кивнул Лайам и толкнулся в дверь кабачка с аляповатой вывеской, изображавшей двух моряков. Один держал в руке кружку, второй запихивал в рот огромную рыбину – там, очевидно, подавали не только выпивку, но и еду.
В темном зальчике с низким, перечеркнутым толстыми балками потолком было дымно. Редкие свечи, едва его освещавшие, немилосердно коптили, очаг исходил чадом. У нового посетителя немедленно защипало в глазах, однако же он мысленно благословил этот чад, а заодно и всех кабатчиков, покупающих дешевые свечки и экономящих на угле. Завсегдатаи заведения сосредоточенно пили, не обращая внимания на окружающее. Лайам приободрился и, пригибаясь, чтобы не задевать балки, направился к стойке.
Кабатчик – угрюмый толстяк в грязном фартуке – вопросительно поднял бровь, потом что-то буркнул и выложил перед клиентом хлеб, сыр и соленую рыбу.
Краюху местами пятнала плесень, сыр был покрыт жесткой коркой. Лайам обрезал и то и другое кинжалом и приступил к еде. «Зажрался ты, братец!» – сказал он себе, брезгливо макая куски хлеба в пиво. Зато рыба показалась ему просто отменной – впрочем, скорее всего, этот отклик в нем вызвали не реальные достоинства сельди, а голод.
Он торопливо ел, не забывая поглядывать по сторонам. Посетители кабачка в основном были молоды, но вели себя на редкость спокойно. Они прихлебывали свое пиво с философической отрешенностью от мирской суеты. Так держатся моряки, только-только сошедшие с корабля, в ожидании бурной и многообещающей ночи. У очага мужчина постарше склонился над бритым блестящим черепом совсем юного паренька с остекленевшим взглядом. Он орудовал иглами, выкалывая русалку. Второго такого же паренька добривал помощник татуировщика, голова юноши
«Утром мальчишки пожалеют о своем сумасбродстве», – подумал Лайам. Потом окинул взглядом наколки присутствующих и решил, что русалки – это еще ничего. Он поспешно доел хлеб и сыр, зажал в кулаке три оставшиеся рыбешки и направился к двери.
Приятно было вдыхать ночной, свежий воздух после духоты кабака. К тому же теперь, утолив голод, Лайам нервничал куда меньше.
«Соленую рыбу будешь?»
«Могу», – откликнулся Фануил.
«Я не спрашиваю, можешь ли, я спрашиваю – будешь ты ее есть или нет?».
«Буду. Спасибо, мастер».
Лайам свернул в переулок, через мгновение дракончик спустился к нему. Он принюхался, взял одну рыбку в зубы и запрокинул голову – рыбешка исчезла в глотке. Брезгливо слизнув рассол с мордочки, уродец пожаловался:
«Слишком соленая».
«Знаю, – поморщился Лайам, бросая остальное в канаву. Руки его были липкими и жутко воняли. Он вытер их о штаны. – Пошли. Сходим на мол».
Ночной мрак совсем загустел, на востоке зажглись первые звезды. Фануил снова взмыл в небеса. Лайам, сориентировавшись, двинулся к югу. Не успел он пройти и двух кварталов, как фамильяр доложил, что за ним кто-то крадется.
«Их двое, мастер. Это не миротворцы – они не в форме и стараются держаться в тени».
Держаться сейчас в тени было несложно. Лавки уже закрылись, и мостовая освещалась лишь светом, льющимся из узеньких окон вторых этажей.
Лайам выругался.
«Ты уверен, что им нужен именно я?»
«Не вполне. Но они не хотят, чтобы ты их заметил».
Лайам снова выругался. Под ложечкой мерзко заныло. Боги, пусть это будут простые грабители! Ведь в кабаке кто-нибудь наверняка положил глаз на его одеяние и кошелек. «Пусть это будут всего лишь грабители!» Он нарочито замедлил шаги, затем свернул в первый попавшийся переулок и, стремглав по нему промчавшись, выскочил на соседнюю улицу. «Стой! Если это и вправду грабители, они наверняка связаны с гильдией, а там тебе могут помочь!» Лайам встал за углом, лихорадочно соображая.
Фануил сообщил, что преследователи ускорили шаг и сейчас пробираются по переулку.
«Прекрасно. Дашь мне знать, когда они подойдут».
Он отдал уродцу еще пару распоряжений и стал ждать, нервно поглаживая рукоятку кинжала.
«Мастер, они рядом!»
Лайам вступил в пятно света, падающего на мостовую из окна чьей-то спальни, и картинно взмахнул плащом. Две тени, уверенно движущиеся во тьме, застыли как вкопанные, у одного из преследователей вырвалось изумленное восклицание.
«Ну-ну…»
Сверху бесшумно спланировал Фануил. Уродец, не таясь, пересек световой поток и подлетел к хозяину.
Преследователи переглянулись. Тот, что шел первым, вновь открыл было рот, но сказать ничего не успел, ибо колени его подломились. Ражий детина мешком опустился на мостовую и захрапел. Лайам посмотрел на второго.
– Аве, брат! Потолкуем?
13
Ночной тать жалостно всхлипнул. Лайам поманил его пальцем.
– Подойди ближе, брат! Ты ведь певец?