Волшебство и трудолюбие
Шрифт:
Жюльетта всегда посылала из Москвы друзьям открытки. Она покупала их пачками и именно с видом на Кремль. Эти послания иногда получались адресатами после ее возвращения, ибо почта в Париже частенько бастовала.
Жюльетта любила ходить по нашим магазинам, где всегда покупала для парижан русские подарки. Ее тянуло общаться с русскими людьми. Как-то однажды на Пресне, возле спортивного магазина, к ней подошли два парня, видимо приезжие:
— Бабуля, а где здесь можно купить водочки?
— Не знаю, миленькие, — улыбнулась Жюльетта, — я сама не здешняя.
— Та-а-ак. А откуда ты?
— А я из Парижа.
Парни
— Ну даешь, бабка! Из Парижа. Нет, ты посмотри на нее! Ты, бабуля, наверно, из Костромы, а не из Парижа. Ты погляди на себя!
— Правильно, миленькие, угадали! Я из Костромы, — вошла в тон Жюльетта. — Я же правнучка Ивана Сусанина!
Тут парни совсем опешили и, уходя, долго еще оборачивались, хохотали и вертели пальцем возле виска, видимо, принимая ее за ненормальную.
— Хочу на Байкал! — однажды вдруг заявила мне Жюльетта. — Хочу увидеть тайгу. Хочу искупаться в байкальской воде. — Она бредила этим Байкалом уже давно, а тут решила идти напропалую. — Меня в Париже эти эмигранты уверяли, что на Байкал ссылают только заключенных и что мне никогда в жизни не попасть туда. И я с ними поспорила на пари, что пошлю им открытки с Байкала. Вот будет здорово, если я выиграю!
Путевка на Байкал была куплена в Интуристе. Путешествие занимало всего пять дней. Самолет на Иркутск отправлялся с аэродрома в Домодедове в 3 часа ночи, в Иркутск прибывал в 5 часов дня по иркутскому времени, и к вечеру пассажиры на автобусе добирались до гостиницы «Байкал».
В день отлета мы с утра приехали в Москву. Был конец немыслимо жаркого июня. Жюльетта немедленно отправилась в парикмахерскую, потом приняла ванну и до самого вечера в возбуждении прикидывала, что ей взять с собой. К часу ночи было заказано такси. Но уже с одиннадцати часов вечера с чемоданчиком возле ног Жюльетта уселась возле телефона — ждать звонка диспетчера. Я посидела с ней, все убеждая ее не купаться в Байкале. Я еще от деда слышала в детстве, что там отчаянно холодная вода. Наконец, устав от всех этих переживаний, я ушла спать, пожелав ей счастливого пути.
В час ночи за Жюльеттой заехал шофер, и сквозь сон я слышала в раскрытое окно хрипловатые восклицания моей подружки, бурно реагирующей на появление шофера. Я представляла себе ее сияющие глаза и воркование по поводу Байкала и удивленную физиономию шофера, которому, видимо, уже не так часто ночью приходится возить романтичных энтузиастов на девятом десятке лет.
Утром пораньше я уехала на дачу, а в 10 часов утра мне позвонил муж Сергей:
— Можешь себе представить, что час назад звонила Жюльетта с аэродрома и весело сообщила, что из-за погоды рейс на Иркутск задержался до утра — над Сибирью шла гроза. «Но вы не беспокойтесь, — кричала она в телефон, — я отлично провела время, выспалась на диванчике, познакомилась с пассажирами, пила кофе в баре и сейчас иду в самолет, лечу на Байкал!»
Нужно себе представить ночь Жюльетты на аэродроме, в этом переселении народов: когда одни прилетают из Средней Азии и Кавказа, другие из Европы ждут пересадок. Тут и узбеки с ребятишками, и кавказцы с ящиками фруктов, тут и элегантные, спортивные иностранцы, и старые супруги с пледами из Скандинавии.
— Я отлично выспалась на скамейке, — рассказывала мне потом Жюльетта, — прикрылась газеткой «Советский Сахалин»,
Надо представить себе, что это была за дорога, если Жюльетта, привыкшая ко всему, запомнила ее как самую трудную в жизни.
Конечно, в гостинице на Байкале уже все спали, но какая-то дежурная, сжалившись над старой дамой, напоила ее чаем и препроводила в номер, где Жюльетта камнем рухнула в постель и проспала до полудня. Проснувшись, она первым долгом бросилась к окну. Раздернув занавески и распахнув его, она увидела то, за что по ее темпераменту стоило бы целую неделю ждать самолета и болтаться в автобусе по бездорожью. Перед ней синела нескончаемая гладь озера, к которому горными отрогами сбегали хвойные леса. И все это зыбилось и сверкало под солнцем, в немыслимо чистом, прозрачном воздухе, какого Жюльетта еще никогда не вдыхала. Тишина и сверкание, дикие ароматы и царственность! Наконец-то сбылась мечта, больше, пожалуй, и желать уже нечего!
Туристы оказались немцами, и Жюльетта заменила им переводчицу, какую-то не очень опытную таежную особу. Жюльетта подружилась с молодым японцем — студентом из МГУ, отлично знавшим русский язык. А главное — подружилась с байкальским лодочником и упросила его повозить ее вдоль берега в лодке. Тайная цель была — хоть раз искупаться в Байкальском озере. В гостинице туристам строго было запрещено купаться. «Вода девять градусов. Нам утопленников не надо!» — предупреждал директор. Однако Жюльетта, заранее надев купальник под платье, упросила лодочника разрешить ей прыгнуть в воду хоть на секунду. Тот, заинтересовавшись чудаковатой старухой, приготовил спасательный круг и подплыл поближе к берегу, где не так глубоко. Жюльетта скинула платье и спустилась в прозрачную голубую воду. Понятно, что она тут же вынырнула как ошпаренная. Лодочник помог ей растереться полотенцем.
— А все-таки искупалась! — в восторге вопила Жюльетта, стуча зубами и кутаясь в полотенце.
— Но я тебе скажу, — рассказывала мне потом Жюльетта, — это было чудо! Вода обжигает тело, о том, чтобы плавать, и разговора нет. Но силу этот ожог придает необычайную!
— Слушай, Жук, но ведь ты же могла утонуть от судороги!
— Ну и что? Я бы мечтала утонуть в Байкале! Представляешь, сколько было бы разговоров в нашем квартале! — смеялась Жюльетта.
— А нам какой бы ты устроила сюрприз! — возмущалась я.
— Красота! Схоронили бы меня на Немецком кладбище, в склепе Форштремов. Я как раз там недавно была, стоит, как и раньше, видно, ждет меня, — острит Жюльетта, — я ведь всегда мечтала умереть в России, чтоб меня хоронили по православному обряду. Уж очень я не люблю католических похорон. Холодно, официально, равнодушно. А тут какой бы был фурор — мадам Кюниссе утонула. Где? В Байкальском озере! Вот шуму было бы! — смеялась Жюльетта. — Знаешь, я послала с Байкала двадцать пять открыток моим парижанам. Я же выиграла пари!