Воля небес
Шрифт:
– Да нигде не сражаются, Дмитрий Иванович, – махнул рукой Басарга. – Не исполчают.
– Отчего так? – замедлил шаг воевода.
– Они при мне, я при государе, государь же мне поручений не находит.
– А ты не к нему, ты ко мне подойди, – подмигнул ему Хворостинин. – У меня ратным людям место завсегда найдется!
– Верно ли сказываешь, Дмитрий Иванович? Али шутишь? – на всякий случай переспросил подьячий.
– Нешто этим шутят, боярин? Приводи. У тебя новики славные. Как же их в скуке и безвестности держать? Пусть себя покажут. За храбрость излишнюю еще никого не карали!
– Я ведь приведу!
– До февраля
Басарга не колебался ни дня. Сразу поднялся в седло и помчался на восток: через Валдай, Волочек, Бежецк к болотам Железного поля, благо прочные звонкие зимники открыли для пути все болота и ручейки.
Усадьба боярина Весьегонского напоминала сказочный терем: сверкающие под луной инеем хоромы на высоком крутом берегу, ярко светящиеся в сумраке желтые окна, белый дымок из пяти труб, пухлые сугробы на крышах домов и сараев. Все вокруг было чистым, нетронутым, сияющим – особенно ледяная горка, идущая почти от ворот по отвесному склону и на лед широкой реки.
Дети…
Литейное дело, затеянное поначалу прямо здесь, рядом с домом, потихоньку уползло далеко к болотам, на острова. Как сказывал Ярослав – больно много руды пережечь на фунт металла надобно, а она тяжелая, таскать муторно. Проще печь рядом с болотом илистым поставить да там железо и выплавлять. Уголь легкий, его возить проще. Криницы отправлялись на мельницу, срубленную на каком-то ручье в болотах, там же и горн литьевой стоял с механическими мехами. Ныне в усадьбе токмо амбары остались для товара готового да причал.
Поднявшись наверх, подьячий постучал в ворота. Вскорости щелкнула щеколда, распахнулась калитка, и тут же с радостным криком:
– Боярин приехал!!! – у него на шее повисло сразу несколько человек.
– Уроните, окаянные! – качнулся он, но душа стала наполняться сладким теплом. – Эх вы, милые мои!
– Качать боярина!
– Нет, нет! – В этот раз Басарга испугался всерьез. Но противников оказалось слишком много, да еще от крыльца бежало новое подкрепление. Подьячего опрокинули, подхватили, покачали из стороны в сторону, потом три раза подкинули, громко крича: – С приездом! – а потом понесли в дом, в трапезную.
– Кого вы там на этот раз сцапали?
– Боярин наш приехал! – торжествующе объявили молодые люди, ставя пленника возле печи.
– Ну наконец-то, – облегченно перевел дух подьячий. – Я думал, уронят на лестнице, не иначе.
– Боярин Басарга! – Как было и у всех встречающих, на лице подьячего Тимофея Весьегонского появилась широкая детская улыбка. – Приехал!
Выручила рыжеволосая румяная Пелагея, жена хозяина усадьбы. Она торопливо налила из самовара в ковш горячего, словно огонь, едко пахнущего пряного сбитня, подошла к Басарге, протянула с поклоном:
– Испей с дороги, гость дорогой!
Подьячий напился, перевернул ковш, протянул обратно широкобедрой Пелагее:
– Благодарствую, хозяюшка.
– Откушай, чем бог послал. А я велю ныне баню истопить…
– Не нужно, хозяюшка. Я ненадолго. Переночую, дальше на рассвете поскачу.
По трапезной прокатился разочарованный гул.
– Как же так, боярин? – за всех удивился Тимофей. – Только приехал!
– Ненадолго я и с вестью. – Басарга повернулся к столам. – Вы уже взрослые все, дети мои, и служба у вас своя. Неволить не могу. Однако же знаю я, что за розмыслов все вас посчитают
Басарга обвел взглядом притихших пареньков и девушек, потянулся к пирогам, взял сразу несколько и обернулся к Пелагее:
– Покажи светелку мою, хозяюшка. Утомился я, а завтра в путь с рассветом. Пойду, лягу.
Он чувствовал, что сейчас должен оставить своих воспитанников одних.
Подьячий ускакал, так и не узнав их решения, и эта неизвестность почти три недели саднила его душу. Кого он воспитал – мужчин или трусов? Воинов или рабов? Защитников или жертв? Бояр или смердов?
Неделя стремительной, выматывающей скачки до поместья, где он забрал семерых старших воспитанников и десятерых холопов, а потом две недели такой же гонки обратно к Новгороду – иначе к концу января он мог не успеть.
Однако около Городища, выбранного государем для ратного лагеря, Басарга наконец-то смог перевести дух. К месту сбора войск пришли все! Его воспитанники выросли настоящими боярами. Теми, в ком честь сильнее страха.
Через полторы недели армия Дмитрия Ивановича выступила в поход. Наблюдательные купцы донесли новгородским мытарям, что свеи армию возле Нарвы собирают, а солдаты тамошние в кабаках сказывают, будто крепость Орешек завоевать намерены. О том же вести и от доброхотов из Стекольны доходили, что король Юхан намерен выход царству русскому в Варяжское море перекрыть.
Иоанн медлить не стал, послав на перехват чужого войска все наличные силы – пять тысяч бояр поместного ополчения, – и теперь они мерным шагом двигались по льду Луги. Князю Хворостинину достался головной полк в десять сотен числом, в который и влились сорок три воспитанника и десять холопов боярина Леонтьева.
– Однако много новиков у тебя, не ожидал, – сказал Дмитрий Иванович, покачиваясь в седле рядом с подьячим. – Полагал, опять тех же троих приведешь, дабы в поместье не чахли.
– У меня много новиков, – лаконично ответил Басарга. – Растут дети.
– Полусотня детей взрослых! – князь покачал головой. – Нешто ты басурманин с гаремом?
– Это сироты с приюта… – все же признался подьячий.
– А-а, были слухи… – кивнул воевода. – И правда, странные они у тебя.
Полусотня Басарги действительно заметно отличалась от прочих бояр. Если большинство помещиков были в панцирных кольчугах – новики предпочитали бахтерцы. Большинство ехало со щитами и рогатинами – новики несли за спинами бердыши, а из их чересседельных сумок торчали пищальные приклады. У всех заводные лошади были с тюками, в которых лежали кошмы, запасная одежда, припасы – у новиков за десятью из скакунов на длинных тонких оглоблях волоклись, неуклюже подпрыгивая на кочках, смешные тощие пушки на широко расставленных лыжах. Причем отправить эти забавные тюфяки, как заведено, в обоз новики отказались наотрез. Боялись, что ли, что украдут?