Воля покойного

Осипов Георгий

Это Азизяка а-а-ха-а

Партии (!) хуяка а-а-ха-а...

Через некоторое время сама подлинная, обычная украинская фамилия Азизяна была напрочь забыта. Слово "Азизян" замелькало в доносах и попало в архивы КГБ, увлеченно занятого расшифровкой аббревиатур Эй Си-Ди Си и вполне кашерной группы "Кисс" (Азизян любил "тяжеляк"). А стюардесса Таня Самофалл, показывая мне датский порнобуклет с мухами, говорила, что его подарил ей "этот мальчик-армянин с косым глазом, ну Саша... Азизов". Однако, уже при Горбатом мы стали называть Азизяна иначе - Яшико, по имени одного албанского композитора.

Самым удивительным последствием переименования "Саши с косым глазом" в Азизяна стала метаморфоза, постигшая его дядю, жителя весьма удаленного от воспетой Мандельштамом страны, пограничного городка в Карпатах. Этот импозантный мужчина в кожаной куртке и с подкрашенными в черный цвет волосами, уложенными в кок, прослышав, на какое

слово отзывается его племянник, принял правила игры и включился в мистификацию с такой страстью, что за весьма короткий срок обармянился совершенно. Отчасти этому безрассудному для человека его лет увлечению способствовало присущее ему в избытке чувство юмора, а отчасти - потребность непрерывной деятельности, спасавшая многих советских бунтарей против системы от смертельной пустоты и скуки одиночества. "Дядька", - как называл его Азик, был и радиохулиганом, и контрабандистом, и мотогонщиком, и даже изобретателем! Теперь этот некогда неукротимый человек лежал под дождем в гробу, беспомощный и беззащитный, поредевшие седые волосы - все, что осталось от "кока" бывшего "тедди-боя", плачевно налипли на мокрый лоб, но и таким я узнал его. Мы общались в былые годы. Но, гадал я, просто ли сумасбродством его, чего уж греха таить, не совсем нормальных родичей обязан он своим появлением у "Стереорая" post mortem или же здесь какая-то иная причина? Я надеялся, что племянник мне все расскажет. Азизян достал сигарету и щелкнув портсигаром, пригладил волосы, потом прикурил и дважды глубоко затянувшись, заговорил:

Такова воля усопшего, папа. Ни хуя, как говорится, не попишешь. Как ты уже, наверное, изволил догадаться, мертвый господин в гробу - мой дядя Вячеслав. А эти двое, - он едва кивнул подбородком в сторону своих Leibwache - Хирам и Спорус, родственники жены брата. Поминки будем справлять в столовой "Алые паруса".

А почему не в "офицерской", она же ближе, - чуть не спросил я, но за какую-то долю секунды вспомнил, что оба эти заведения уже много лет, как снесены, и на месте "Алых парусов" теперь городской террариум, а "офицерскую" отдали правозащитному центру, поэтому я только спросил сочувственно:

А что с дядькой могло случиться, Шура? Он же еще молодой был?

С дядькой случилась хуйня, - со значением вымолвил Азизян и пояснил, повесился.

Да, - произнес я задумчиво. - Но от чего? Ведь он же был остроумный чувак, со своеобразным чувством юмора (Я помню, как дядька веселил мою подругу Нэнси, изображая пакистанского офицера: "Меня зовут полковник Тофик-Бей. Я преподаю топографию в Военной Академии Карачи. Вот мой курвиметр", - говорил "дядька", гримасничая, и доставал из пиджака сигару). Или ему, как и всем нормальным людям, все на это свете опротивело?

Именно! Именно так, папа. Остохуело все человеку и пизда-нога!

Азизян опустил окурок в протянутую мной банку из-под пива "гиннес". Банку оставил один супергитарист-рогоносец, заходивший сюда со своей усатой козлихой поздравить хозяина с днем рождения.

Да, Азизян, да... Я твоего дядьку очень хорошо понимаю. Он не боялся никого и ничего, но не мог ходить по улицам и ездить в транспорте без тошноты и содрогания, вот он и решился на штурм неба, подтер жопу визой в рай, совершил самый благородный теракт - погубил самого себя. Скiнчив життя самогубством.

Да, папа, все так, все именно так.

Азизян сунул себе в рот еще одну сигарету. Видимо, он собирался мне что-то сообщить важное неправдоподобное, из того, что можно доверить только мне.

Но тут вот еще какая проблема...

Что, эти уроды отказывают в погребении самоубийце? - попробовал я угадать.

Та не - если бы только это! Понимаешь, папа, когда все это случилось, мамаша поехала туда в Вазарию быстро забрать шмотки, ну там, ты знаешь, обнаружила предсмертную записку дядьки. Ты не представляешь, что он в ней требует. Он хочет, чтобы его похоронили со включенным плейром и наушниками на ушах, прикинь! Ты помнишь, как он любил хвастаться: "Мы, когда студентами были, без молодого Холидея бухать не садились!" - как всегда в случае с Азизяном было непонятно, восторгается он дядькиными капризами или гневается, отчаявшись постичь глубинный смысл подобных пожеланий.

Воля покойного, папа, закон. Святая вещь... - пробормотал он едва слышно и тут же воскликнул, разрубив воздух характерным жестом:

А где я ему, курва, сейчас возьму раннего Холидея с твистами?

У нас есть ранний Джонни Холидей. - сказал я, и мне почему-то показалось, что Азизяну это было известно заранее. То ли это солнышко проглянуло сквозь прореху в облаках, то ли его так загримировали, но мне почудилось, что лицо мертвеца в гробу осветилось легкой улыбкой. Солнце и в самом деле появилось, и на короткий срок у скорбящих образовались слабые тени, что несколько уменьшило их призрачность.

Ты гонишь, папа! - воскликнул Азизян. - Покажи!

Голос Азизяна разбудил моего напарника, бывшего цензора, и он, встав со стула, удалился в подсобное помещение,

сжимая в руке сверток с бутербродами. Таким образом, я остался один на один с Азизяном. И его мутными телохранителями. Я не знал, каким видом оружия они предпочитают пользоваться, но в их людоедских щупальцах любое было бы причиной унизительной и грязной смерти. В школьные годы, бывая у меня в гостях, Азик умудрялся слямзить из-под стекла, по провинциальной моде предохранявшего письменный стол от порчи, цветные фотки Линси де Поль и Гарри Глиттера. Причем на стекле стояли ламповый трофейный "телефункен" и магнитофон. Гарри Глиттера мои рогатые земляки не любили. Постер, подаренный мне Нэнси, ее покойная бабушка выбросила на помойку, а я и подарил его, потому что моя мамаша его уже сорвала один раз и помяла. Но это старики, а вот противная усатая лабушня предпочитала сексуальному Гарри своих невыносимых "Чикаго" с их по-гусиному хрюкающему дудками. Однако Азизян являлся клиентом, причем клиентом почтенным, судя по сопровождающей его свите, и у меня не оставалось другого выхода, кроме как согнуться старательно и показать клиенту си-ди Джонни Холидея "Идоль дэ Жэн". Почему армяне 60-х годов так тащатся на французах? И я наклонился, взявшись для равновесия за перекладину прилавка, которая в эту минуту вибрировала так, будто под магазином проходила линия метро. Но о нем в нашем построенном на песках городе и не слыхивали. Возможно, под "Стереораем" находится еще и "стереоад", не знаю.

Папа? - скрипучим голосом спросил Азизян.

Шо? - ответил я про себя.

А он не болгарский? - Азизян произнес мягкое "г" особенно сочно.

Я повторил то, что сказал перед этим.

Понятно, - скупо кивнул Азизян. - Родной...

Взяв у меня сборник "Идоля", Азизян довольно долго, по старой привычке, оглашал названия песен, безбожно коверкая старые французские слова. Тонкие губы, под темными очками, извергающие уродливые звукосочетания, вроде "Ильфо соси са шансе" (тут Азик осклабился, потому что "Шанс" была фамилия одной из его жертв, которую он довел поклепами про слабый мочевой пузырь до настоящего "нервуз брейкдаун"). Кстати, вот еще один пример того, как натура подражает искусству. Но мысль о том, что "Шанс" мочится в кровать, Азизяна навела гениальная песня Игоря Эренбурга "Пустите, Рая", в ней есть слова: "Пустите, Рая, ну дайте снять кальсоны, мне вредно у себя держать мочу". Азизяну они так полюбились, что он постоянно напевал их в полголоса, пока его косой изуверский взгляд не упал на бедного "Шанса" - жертву par exellence, точно это были богохульные заклинания, наличие покойника, умершего "смертью, проклятой Богом", все это делало сцену похожей на черную мессу или чем-то в том же роде. Особенно патологически выглядели родственники; замершие, точно оперный хор, они следили за движениями утиного ротика Азизяна, зачитывавшего список, через стекло.

Покончив с зачтением, Азик вручил мне двадцатидолларовую бумажку, затем подал какой-то особенный знак Хираму и Спорусу, а те, в свою очередь, обратились к скорбящим и, высунув головы, что-то им прокричали на незнакомом мне языке (за последние годы мне часто доводилось слышать слова, непохожие ни на одно из существующих наречий, тем не менее произносили их так уверенно, словно этим словам не одна тысяча лет; возможно, это свидетельство возникновения новых рас в результате смешанных браков всякой черни и выродков!). Далее я увидел следующее: один из плакальщиков, худощавый мужчина с напомаженными волосами, извлек из-за пазухи черную коробочку. Это плейер, подумал я и не ошибся. Как-то непостижимо ловко, как это происходит в сновидениях, когда речь идет о малознакомых спящему операциях, на голову "дядьки" надели наушники-пиявочки, а подключенный к ним сиди-плейер припрятали, накрыв черной фатой. Азизян передал пустой бокс от компакта еще одному человеку, свиного вида украинцу, и тот смотрелся в него, как в зеркальце, и был похож на увальня-сатирика, готовящегося читать свое сочинение. Потом жена Коршуна отобрала у него упаковочку и передала ее самому Коршуну, которого я и не узнал, так он оплешивел. Коршун хладнокровно положил ее в карман пиджака. Наконец, все живые участники похорон как-то опять же незаметно построились по ускользнувшей от моего внимания команде и тронулись в путь вдоль обочины проезжей части. Да - забыл еще одну деталь когда плейер был уже включен (видимо, он работал от каких-то специальных долговременных элементов и был запрограмирован на многократное проигрывание, или наоборот, все это было чистейшей воды надувательство и аппарат совсем не работал), Азизян, приложив одну мембрану к своему дивной формы уху, некоторое время слушал, все ли в порядке, он даже покачал немного рукой и вильнул бедром в такт, в очередной раз продемонстрировав оскал гадкого утенка. Первая песня в этой компиляции, предназначенной озвучивать загробную жизнь дядьки-самоубийцы, называлась, если не ошибаюсь "Qui, J`ai". Азизян должен был ее помнить. Он даже пел ее по-русски. Слова, конечно же, придумал дядюшка Стоунз: "Шурыгин вывалил держак..."