Воля покойного
Шрифт:
Я отчетливо представляю, как начинает дрожать при последних словах его склеродермический, точно у собаки, подбородок.
– Стоунз, пошли его ко мне... или на хуй, - советую я этому алкоголику. Мое презрение к призракам, похоже, возвращает ему бодрость духа.
– Але, Игор, ты же знаешь Личинского - Марскалку?
– Ну.
– Он когда начинает волноваться, ноздрями двигает, как Джимми Хендрикс. Мы вчера посещали тут Личинского, я, Елдон (откуда ему известно, как зовут одного из пилотов звездолета в картине "Планета Страха"?) Елдонович и Витя-Вася (который продает вредный для людей порошок против тараканов). Я тебе
– На пляж ходили.
– Со Скотиной?
– Да. То есть нет.
– Он бухает?
– Шо?
– Я спрашиваю, он бухает?
– Да.
– Как скотина?
– Genav.
– Добре, Игор, я тебе завтра звоню.
Я надавил на рычаг, оставив дядюшку Стоунза один на один с монстром Михайлидисом. Настоящий Михайлидис - он же Тапир - скорее всего уже читал в постели газету "День", которую ему возит электрик приднепровской ЖД по прозвищу Размороженный. О нем известно много Азизяну. Азизян уверяет, что Размороженный - "любитель подержаться"; в то время, как Тапир - "любитель приложиться". Недаром Азизян постоянно декламирует в их присутствии:
Веселей, Ванюха!
Веселей, давай!
Выпало, Ванюха,
Член сосать тебе,
Член сосать железный,
А короче - хуй.
Есть подозрение, что Тапир и Размороженный состоят в черносотенной организации, штаб которой находится где-то на Кубани. Да. Тапир, наверное, уже читает. Ведь он был гилун. Мужчина с одним яйцом. Как украинский поэт Шевченко. Чье ебало Вы, бывая на Украине, видите также часто, как свой хуй, и привыкли к этому.
Позвоню! Каждый день, с тех пор как ты стал безработным, Стоунз, ты звонишь мне. А с работы тебя выгнали за то, что ты пьяный поджег бочку с бензином, на пару с Иваном Макаковичем. Вызвали пожарных и с ними приехал любитель Фараонов Золин-Гот-Зол. Что он вам сказал, я тоже знаю, благодаря тебе, - "Штраф будете платить обалденный".
Я произнес этот монолог, рассматривая в зеркало свой лоб - у висков появились прыщи. Что я - мальчик, что ли? Прыщи-пикетчики. Не доставало только плакатов, типа - "Сталин - кат" и "Отец Александр зарезан!!!" воткнутых в гной цвета лобка, каким угощают своих пиздогрызов-старушатников интеллигентные женщины.
Я вспомнил, как мы обсуждали кунилингус с Черным Тюльпаном, изящнейшим из толстяков, и топнул ногой. Мой лобешник становится похож на жопу перевернутого в гробу Фредди Меркьюри. Видимо я что-то съел. Возможно это яйца, возможно чеснок. "Ви будто бы Наполеон, а может пэрсидский Шях?"
Я вытянул из кожаного кармана куртки Люцифера шелковый платок и повязал его на лоб - не так противно смотреть. Дефекты надо прятать. Пороки надо скрывать. Но прекращать - ни в коем случае. Распущенность и дисциплина - два бока одной пионэрзажатой в лагере "Юный Красавец" имени Данченко.
Платком оказалась гладкая тряпица красного цвета. Красный значит фистфакинг. Куртец висел на бутафорской копии человеческого скелета, той, что припер мне на хату фотограф Ольхович, у которого выбросился из окна брат. Они жили в одном доме с Портными и Черняк. Он притащил скелет вместе с макинтошем, который потом остался в Москве, у Жаклин - весь в крови. Ее братец тоже выпрыгнул из окна, только не во двор, а на мостовую. Макинтош забрызган моей кровью, и это не опасно. Наверное, я убил тогда того сцыкуна у фонтана, однако его мамаша не сможет выебнуться в суде, как
Подросткам ебать надо не мозги, а все, что готово принять орудие преступления. Думал, Пазолини нашел? Возможно, казненный панк был "фэном". "Артуркиному Папе от Гриши с Вознесеновки".
Your other may be handsome,
And when he smiles
He`s got that twinkle in his eye
Your other love
May be bolder
And when he holds you in his arms
You wanna die.
– Знаешь, - спрашиваю я у Ангела Света, который первым ввел в русский язык понятие "фэн".
– Кто? Мухамедов? - Люцифер имеет ввиду конечно Бориса Борисовича, метрд`отэля из кабака "Ноздрики". Он был помрежем Казанского театра кукол...
– Та причем тут Мухамедов! Гораздо раньше! Была такая книга "Мартини не может погаснуть" и автор подразумевал неоновую рекламу. Ты понял?... И в этом романе речь идет о жизни молодой Запада. Младший брат главного героя въебывает "беллбоем" в гостинице, когда туда приезжает рок-н-ролл-стар Фрэнки Нолаве. Ты догадываешься кто это?
– Ну! Рашид Бейбутов?
– Иди на хуй, не смешно. Фрэнки Авалон, только задом наперед. Красивый мальчик.
– Только распевал разную хуйню.
– Согласен. И вот этот Нолаве, "безголосая жердь", говорит "бою": придут фэны (sic) и начнут клянячить что-нибудь из моих вещей - носок там нестиранный, пачку из-под сигарет, а ты за эти "тютти-фрютти" (впервые "тютти-фрютти" говорит богемная еврейка у Бориса Зайцева, за 40 лет до Литтлухи) будешь брать с них "титти-митти", но помни, твоя доля, как обычно, пять процентов. И оставляет "бою" мешок своего барахла и мусора на продажу.
– А шо за гэй-международник написал этот "Мартини"? Опять Феофанов?
– Нет, по-моему, не он. Вероятно, фамилию знает Сорочинский...
– Цапля?! Откуда?
– По-твоему, Зыза, если человек зарабатывает на жизнь тем, что фотает жмуров, он ни хуя не читает?
– Почему не читает. У Мельничука "Сосюру читает".
– И еще у 250 танцоров бакинского театра оперы и балета.
– У Феофанова тоже есть сильные места. Например: хряк по кличке Элвис (и это задолго до того, как у Элвиса появились проблемы с весом) получил первую премию на выставке свиноводства. Хряк выкормлен поклонниками короля рок-н-ролла.
– А Костогрыз? - внезапно интересуется Люцифер.
– Ах, да! Костогрыз! Это пиздец. Знаешь, я как-то раз пошел в больницу, чтобы записать Шерстяную Наташу... Ты знаешь Шерстяную Наташу, инструктора по аэробике? У нее на ногах и руках абсолютно одинаковые большие пальцы.
– Ну.
– Не говори "ну" - это вульгарно... На прием к урологу Коваленко. Брата которого, Аркадия, выебали в универмаге "Правобережный" Дьяконов и Лобаченя. Открываю большую тетрадь, а там, прикинь...