Вонючий рассвет
Шрифт:
– Не бери в голову. Все это чушь собачья. Надо же такое придумать! Разве я получил патент или авторское свидетельство на разработку темы терроризма? Ты же знаешь, я не сторонник расширительного толкования авторского права. По счастью, в литературе это невозможно.
– Почему?
– удивился Фимка.
– Через пару дней, какой-нибудь предприимчивый парень приватизировал бы все до одной буквы алфавита. Что бы мы тогда делали со своими сюжетами и задумками?
– А вдруг ты тоже захочешь написать о вооруженных интеллектуалах? Не окажется ли, что я перебежал тебе дорогу?
– Ерунда. Если захочу - напишу, не сомневайся!
– Значит, ты разрешаешь мне начинать работу?
– с надеждой спросил Фимка.
–
– Спасибо, - обрадовался Фимка.
– У меня как будто камень с души свалился. О, это будет прекрасная книга - я напишу правду, не пожалею никого - факты, аргументы сторон, честный анализ. Я уже вижу, как она будет выстроена. Скорее бы начать. Спасибо, Макаров. Я никогда не забуду твоей поддержки.
Макаров улыбнулся. Когда-то он точно так же радовался, когда его настигал всепобеждающий восторг от предвкушения работы над новым притягательным замыслом, неожиданно пришедшем в голову. Это сейчас он знает, что дорога от возникновения идеи до ее реализации так длинна, что если и удастся осилить весь путь, в конце автора ожидает нечто бесконечно далекое от первоначальных планов. Но чувство эйфории, возникающее всякий раз, когда он принимался за новый текст, было ему прекрасно знакомо. И он был рад за Фимку, который делился своими планами, буквально задыхаясь от восторга.
"Молодчина, Фимка, - подумал Макаров.
– Новый журнализм сейчас очень популярен, можно будет сделать по-настоящему хорошую книгу. И тема выбрана со знанием дела. Уж повезло, так повезло. Редко такой благодатный материал сам идет в руки. Чего тут только ни намешено: и безумные герои, и политические интересы экстремистских группок, и столкновение несовместимых нравственных принципов. Если бы писал я... Но что толку теперь об этом говорить. Получается, что я вне игры"!
– Если тебе нужна помощь, можешь на меня рассчитывать, - сказал Макаров, в тайне надеясь, что Фимка предложит ему соавторство.
– Я многое умею, так что, если понадобится выстроить сюжет, прочувствовать композицию, поработать со словами и образами, обращайся... Все равно это надо будет делать.
– Спасибо, но я бы хотел сам. По крайней мере, на первых порах. Да и как ты можешь помочь? Сейчас надо собирать факты. Это журналистская работа.
– Понимаю, книга будет основана на реальных событиях, - промычал Макаров.
– Но не забывай, что я, какой-никакой, а писатель. Пройдусь рукой мастера, и засверкает твой текст...
Он больше не мог бороться с собой. Его переполняла черная, подлая зависть. Сначала она проявляла себя, как назойливое жжение под правой лопаткой, а потом стала отваливаться правая нога. И в голове монотонно пульсировала гадкая мыслишка - я бы написал лучше, я бы написал лучше, я бы написал лучше...
– Держи меня в курсе, - сказал он, окончательно расстроившись.
– Буду следить за твоими успехами. Желаю удачи.
– Спасибо, - ответил Фимка.
Макаров едва не разрыдался. Всему есть предел. Никогда прежде он не испытывал столь острых проявлений звериной ревности.
"Как грустно, - подумал он с горечью.
– Начинаю грести под себя все, до чего только могу дотянуться. А это уже болезнь. Как же мне должно быть стыдно! С каким трудом я сумел взять себя в руки. Фимке посчастливилось отыскать проходную тему, мне бы радоваться за него, а я едва не обокрал его самым подлейшим образом. Ужас. А вдруг эта странная зависимость от идей и смыслов, витающих в воздухе, - есть скрытая, неизвестная пока науке форма наркомании? Нет, правда, говорят же о людях, испытывающих болезненную страсть к написанию текстов, что они графоманы! Наверное, и для литераторов, испытывающих ревность
Лучшим лекарством от зависти и жадности всегда являлась работа над собственным замыслом. Макаров достал лист отличной мелованной бумаги и попытался набросать развернутый план своей будущей книги о Викторе Кларкове. Через пару минут он увлекся и окончательно забыл о неприятном эпизоде с Фимкой Гольдбергом.
Макаров был уверен, что написать книгу о Викторе Кларкове будет не трудно. Особенно, если применять привычные наработанные приемы. Например, использовать его в качестве прототипа героя фантастического романа. Сюжет мог быть таким. Землю, со дня на день, ожидает грандиозная экологическая катастрофа - судьба человечества под вопросом. Высший разум, (а почему бы и нет, речь ведь идет о фантастике!) а его составляют сознания индивидуумов, достигших такого высокого уровня развития, что для них спасти пару миллионов представителей вымирающего человечества пустячок, о котором и говорить смешно, решает воспользоваться своим умением. Зачем? Да нужны люди этому пресловутому Высшему разуму - он-то ведь всего лишь разум! Высший, конечно, но не более того... А для того, чтобы таскать каштаны из огня, требуется кто-то более материальный... Вот и встает перед Высшим разумом трудная проблема - как выбрать два миллиона из шести миллиардов обреченных существ. Экзамены устраивать, что ли? Выпускные... Ха-ха... А тут подворачивается Кларков, который отвечает самым высоким критериям. Его достоинства необходимо выписать подробнее. Короче говоря, он может быть полезен. И что же вы думаете? Высший разум идет ему на встречу, создает впечатление, что Кларков самолично реализовал свою нуль-транспортировку. Инсценирует, так сказать, самое фантастическое путешествие в истории человечества, а сам переправляет несчастного исследователя в свою шарашку-тюрьму... Кстати, это объясняет, почему он не может самостоятельно вернуться...
Соответствует ли такой сюжет общепринятой в научной среде картине мира? А если и не соответствует? Какая разница! Если спросят, скажу, что это фантастика.
А можно написать и по-другому. Почему, спрашивается, Кларкову удалось реализовать нуль-транспортировку именно летом 1996 года. Что там у нас было? Выборы президента. И вот получаем понятный миллионам россиянам посыл - стать, наконец, недоступным для власти. Чем не сюжет для книги? Страх и катастрофически исчезающие надежды... Суматошный поиск выхода... А вокруг многочисленные идиотские рассуждения о национальных интересах и национальном духе, о каком-то особом государственном патриотизме... О, это будет даже и не роман, а сборник взаимоисключающих рассуждений и разглагольствований. И в конце концов достали человека - вот он и отбыл! В вечность.
А можно сделать блестящий религиозный роман о том, как вера в Господа нашего побеждает тлен и помогает нищему духом стать блаженным, ибо он и подобные ему, как объявлено, наследуют царство небесное...
К сожалению, Макаров не желал сочинять, когда дело касалось Виктора Кларкова, ему почему-то хотелось придерживаться фактов. Кстати, такое с ним случилось впервые в жизни. Может быть, прав Фимка Гольдберг, когда твердит о новом журнализме - оказалась это действительно заразительная штучка.
Глава 6
Кабинет работал и раньше
Было уже поздно, но о сне Макаров забыл. После обсуждения с Фимкой эпопеи с террористами у него окончательно испортилось настроение. Он был недоволен собой. Конечно, у него хватило силы воли, чтобы справиться с навязчивым желанием заняться сюжетом о злобных террористах. Но получилось это у него только потому, что книга о Викторе Кларкове, при любом раскладе, выглядела привлекательнее. Это было его единственное достижение... Чем-то более существенным он похвастаться не мог.