Воображаемый друг
Шрифт:
Кристоферу сразу все стало ясно. Каждый раз, когда у мамы появлялся новый ухажер, она говорила про него «друг». А имя «друга» раскрывалось лишь после того, как знакомство перерастало в серьезные отношения. Вспомнилось, как было дело в Мичигане. Целый месяц она хранила имя друга в тайне, пока наконец не призналась, что зовут его Джерри.
– Ну хорошо, – сказал Кристофер.
– А у тебя как дела? Отрываешься? Ночные посиделки в разгаре?
– Ага. Но я по тебе скучаю, – ответил Кристофер.
– Я тоже по тебе скучаю, солнце.
– Может, завтра после церкви придумаем что-нибудь интересное?
– Конечно,
– Хорошо, мам. Я тебя люблю.
– И я тебя, солнце мое. До завтра.
На том они и порешили. Наступила тишина.
Кристофер вернул телефон Тормозу Эду и вернулся к работе. Краем глаза он видел, как Майк и Мэтт отправляют своей матери эсэмэски с телефона мамы Тормоза Эда, очень кстати «потерянного» ею перед выходными. Потом Кристофер слышал, как Тормоз Эд набирает отцу с телефона Майка и Мэтта, чтобы рассказать, как шикарно они зажигают в гостях у братьев. И… ой, нет… маминого телефона не видал. Не иначе как она его в салоне посеяла, во время своих «ноготочков».
Впрочем, Кристофер особо не прислушивался. Все его мысли были об одном: чтобы новый мамин «друг» хорошо к ней относился. В отличие от прежних. Ему вспомнились те крики, которые временами доносились из-за стенки. По малолетству он еще не понимал всех слов, которыми обзывали маму. Где-то месяца через два один знакомый мальчик объяснил ему, что значит слово «сучка». Еще через пару месяцев добавилось «шалава». За «шлюхой» последовала «давалка». Кто бросался такими словами, тот на глазах старел и дурнел лицом. Вот бы уплотнить стены штаба, да так, чтобы они не пропускали этой гадости! Сделать их потолще, чтобы сюда никогда не проникло «вали отсюда, поблядушка». Не упуская из поля зрения белый пластиковый пакет, Кристофер знай вколачивал гвозди: один за другим, один за другим…
– За работу, народ. Перерыв окончен, – скомандовал он.
Вопросов ни у кого не возникло. Ребята просто выстроились в шеренгу и повернулись к дереву. Они вкалывали весь день, прерываясь лишь на растворимый напиток – «Кул-эйд» с вишневым вкусом – и мясные консервы. Ближе к полудню поперечные балки для пола были надежно закреплены. К обеду появились потайной люк и веревочная лестница. А ближе к закату выросли остовы четырех стен. И даже когда температура упала, считай, до минус пяти, они, словно религиозные фанатики, трудились не покладая рук. За разговорами на важные для всех мальчишек темы никто не замечал, как вечерняя стужа исподволь пронизывает их до костей.
Тормоз Эд, например, рассуждал о чизбургерах. Он не мог понять, за счет чего в «Макдоналдсе» они такие вкусные (а в столовке – отрава, хотя называются так же). Зато у него были претензии к яблочным пирогам из того же «Макдака». «Там про карамельный соус вообще в курсе? А?» Его критика быстро сменилась мечтаниями о праздничном ужине в честь Дня благодарения – по такому случаю одна из его бабушек всегда пекла свой фирменный яблочный пирог. До праздника оставалось каких-то пять дней. Ням-ням.
А Мэтт задался вопросом, когда же его ленивый глаз перестанет «лениться» и можно будет наконец-то снять повязку. Скорей бы – тогда Дженни Херцог перестанет обзываться: «Попка-Пират! Попка-Пират!»
Кто
– Помнишь, как ты наступил на ржавый гвоздь и тебя кололи от столбняка? – сказал он брату.
– От сквозняка, – поправил Тормоз Эд.
– Ага. Больно было, – ответил Мэтт.
– Но ты не ревел, – заметил Майк.
– Еще чего. Ни разу.
Вскоре после этого беседа переросла в ожесточенный спор о том, кто из Мстителей круче всех. Тормоз Эд сам был копией Халка – один в один. Мэтту нравился Железный Человек, впрочем, лишь до того момента, пока старший брат-близнец не заявил, что его любимый супергерой – Тор; тогда Мэтт спешно поддакнул. Сам собой возник вопрос: как бы это выглядело, если бы Халк навалил кучу? Но никто не сомневался – получилось бы офигительно смешно, дикая ржака.
Все согласились, что каждый должен – по своему выбору – превратиться в супергероя. Так, Тормоз Эд заполучил любимого Халка и при этом убедил всю компанию, что Майк – это идеальный Тор, поскольку лучше всех орудует молотком. Мэтта ждало превращение в Капитана Америку, потому что из доходяги тот стал большим и сильным. И никто не спорил, что Железный Человек просто создан для одного-единственного парня. Для Кристофера. Это их вожак. Самый умный. Гений.
– Назначим тайное голосование, – предложил Тор-моз Эд.
На том и порешили. И до конца дня все разговоры прекратились. Дерево было похоже на мать, которая прижимает к себе детей. Согревая и защищая каждого. Зато на земле мальчишкам грозил озноб: в воздухе лютовала стужа. Время летело незаметно. Поляна словно погрузилась в какое-то отдельное измерение. Большой круг, защищенный деревьями и облаками. Островок посреди океана.
И только Кристофер не чувствовал себя в безопасности. По мере того как сгущались сумерки, он все больше и больше походил на пучеглазого оленя, который высматривает хищников, обступивших поляну. Но разглядеть их нельзя – разве что почуять. Кристофер стучал молотком, а в голову лез какой-то шепот. Снова и снова одни и те же слова повторялись эхом, как на воскресной службе – слова молитвы отца Тома и миссис Рэдклифф.
Работа движется еле-еле.
Чтобы дело шло быстрее, намного быстрее, Кристофер попросил друзей приналечь. Те согласились. У всех саднило руки. Лица, несмотря на холод, обожгло ноябрьским солнцем. Заметно было, что все уже выдохлись, но никто и никогда в этом бы не признался. Особенно Мэтт, который рядом со старшим братом не желал выглядеть слабаком. Но даже Майк – и тот выбился из сил. И все же ни один не остановился. Чуть слышно звучала песня. «Голубая луна». Но к одиннадцати часам ребята стали валиться с ног, и тут наконец-то прорезался одинокий голос разума.