Воображаемый репортаж об одном американском поп-фестивале
Шрифт:
— Не понимаю вас, — сказала Беверли.
— Даму эту уже разыскивали, — улыбаясь, сказала красивая докторша-француженка. — Да и неудивительно: такое очаровательное создание. Подобные волосы редко встретишь в наши дни: этот тугой тяжелый узел с сине-черным отливом. И этот узкий чеканный профиль, как у Нефертити.
— Тогда пойдемте, если вы не против, — сказала Беверли.
— Вы, конечно, догадываетесь, madame, — сказала Марианна, — что в первый раз мне пришлось проводить ее мужа, он тоже ее искал в полнейшем отчаянии.
— Вероятно, — сказала Беверли.
— Мы отправились в привилегированную часть палаточного лагеря, — сказала Беверли, — где по ступицу в грязи сгрудилось несколько сотен жилых домиков-автоприцепов. В занавешенных окошечках, где еще не спали, горело электричество. К центру вел узкий дощатый настил, проложенный по глубокой грязи. Справа и слева в зловонной жиже сотнями лежали люди в пледах и спальных мешках.
— Вы врач, спросила я у Марианны, — сказала Беверли.
— Врач-невропатолог, — сказала докторша. — Мужа сопровождаю.
— Он болен, ваш муж? — спросила Беверли.
— В одном месте близ мостков, на небольшой площадке под деревьями бесплатно разливали пиво, — сказала Беверли, — несколько сот человек давилось там за этим прокисшим пойлом. Какое, наверно, восхитительное чувство — урвать хоть что-нибудь даром, все равно, бокал пива или…
— Это укрепляет уверенность в себе, madame, — сказала докторша, — даром получить что-нибудь, за что приходится платить. Ну вот, мы уже недалеко от палатки, откуда та дама вышла, когда мы шли мимо с мсье Рене.
— Как, она вышла из палатки? — спросила Беверли.
— Не понимаю, — сказала Беверли. — Из палатки? Она к какому-то знакомому заходила?
— Не знаю, madame, — сказала Марианна.
— Сзади там стоял большой красный «ситроен», — сказала Марианна, — по нему я и узнала палатку, когда провожала мистера Йожефа. Надеюсь, он там и сейчас стоит.
— А почему вы плачете, миссис? — спросила Беверли.
— Извините, — сказала докторша.
— Вам плохо? — спросила Беверли.
— Не беспокойтесь обо мне, madame, — сказала докторша.
— Приняли что-нибудь? — спросила Беверли.
— Мне нельзя, — сказала Марианна. — мне за мужем приходится следить.
— А почему вы заплакали? — спросила Беверли.
— Простите, madame, — сказала красивая докторша, — но меня каждый раз трогает, когда я вижу, что кто-то кого-то очень любит.
— Что ж, и любовь — не обязательно пустая девичья мечта, — сказала Беверли, — даже взаимная. Но почему вы следите за ним? Бросить вас хочет?
— В последний день фестиваля, — сказала Беверли, — народу понаехало еще больше, окружающее долину горное кольцо то и дело взблескивало фарами: сначала вперятся в ватные валики туч, потом опустятся в черную расселину пологой дороги. Целый день по узкому шоссе в Два ряда стекал поток в сотни, а то и в тысячи машин. Целый божий день, темный, как ночь: судя по
— А вы тоже из-за наркотиков боитесь за ту даму? — спросила Марианна. — Что пристрастится?
— Тоже? — сказала Беверли. — А кто еще боится? Ее супруг?
— Да, у меня создалось такое впечатление, — сказала докторша.
— Ну, если он так боится за нее, болван, — сказала Беверли, — нечего было одну в Монтану отпускать! Вы же своего мужа не отпустили одного.
— Ну вот, опять ревете, — сказала Беверли. — Да что с вами такое? Бросить вас надумал, так распахните ему дверь пошире, да еще под зад коленом, чтобы вылетел вверх тормашками.
— II est pres mourir, — сказала красивая докторша-француженка, — он при смерти.
— Так ревела, даже очки слетели, — сказала Беверли. — Я подняла их, протерла стекла носовым платком и на нос ей нацепила. Не все коту масленица, сказала я. Он что, неизлечим?
— Да, — плача, сказала докторша.
— Постепенное отвыкание? Больничный курс? — спросила Беверли.
— Убегал уже два раза, — всхлипывая, сказала докторша.
— Метадон? — спросила Беверли.
— Выплевывает, — всхлипывая, сказала докторша. — Похудел на двадцать восемь кило.
— И вы его еще любите? — спросила Беверли.
— Люблю, — всхлипывая, сказала докторша. — Хотя он уже ходячий скелет и у него нефрит, обе почки поражены, а теперь еще печень.
— Значит, умрет?
— Да, — сказала докторша.
— Ну, тут уж ничего не попишешь, madame, — сказала Беверли. — Остается только последовать за ним, если уж никак без него не можете.
— Состоите вы в корпорации, известной под названием «Ангелы ада»?
— Да, вхожу в калифорнийскую группу, в МК-5.
— Что это за обозначение?
— Сокращенно: «мотоциклетный клуб».
— Присутствовали вы при убийстве Мередита Хантера?
— Когда его били, да. Но как прикончили черномазого, я не видел.
— Где вы тогда находились?
— На сцене оставался.
— Согласно показаниям очевидцев, Хантера убили на эстраде, значит, вы…
— Не на эстраде его прикололи, на эстраде мы только врезали ему как полагается. Он — вниз: удрать хотел, стервец; из нас тоже несколько спрыгнули за ним, четверо или пятеро, но я остался наверху, там тоже хватало дел.
— Каких дел?
— А там, сзади, за музыкантами, курва одна голая через ограду перелезла, надо было ее осадить.
— Ее вы тоже избили?
— Да уж, осадили.
— Так. Расскажите, что вы знаете об убийстве Мередита Хантера.
— Да ничего.
— Отвечайте на вопрос!
— Я только про то могу, что собственными глазами видел, сколько вам повторять. Когда этого черномазого прирезали, не было меня там.
— Где это произошло?
— Внизу, под эстрадой, после того как он вниз спрыгнул.