Воображала
Шрифт:
Голос китайца:
— … именно ко мне?.. В Питере есть пара неплохих клиник, я уже не говорю про Новосибирский Центр, почему бы вам…
Камера возвращается в кабинет. На лице Конти — жёсткая невесёлая улыбка, китаец понимает её без слов:
— О-о… А что вы скажете о Лос-Анджелесе?.. О-о… хм-м… или Южная Словения?.. Иртрича не зря называют Творцом Красоты…
Конти продолжает улыбаться, лицо у него закаменевшее, неживое. Китаец меняет тон, теперь он серьёзен и уважителен:
— Даже так… Тогда… — замолкает на минуту, жуёт губы. Добавляет после паузы,
— Тогда вы правы…
Шум прибоя усиливается, заглушая его слова, камера вновь переходит на окно, приближается, отъезжает. Теперь это окно веранды. Стол с остатками завтрака — кофейник, чашки, тыквенные семечки в плоской вазе, тонкие бутербродики. У стола — три стула, на двух, друг напротив друга, — Конти и китаец. Конти уже без пиджака, галстук сбит, причёска растрёпана. Он курит, в пепельнице (на секунду — её крупным планом) — горка окурков.
Третий стул отодвинут от стола к боковому окну. На нём, коленками на сиденье, стоит девочка, положив локти на подоконник и глядя в окно. Шум прибоя (смеха и голосов с пляжа больше не слышно).
Китаец говорит, и шум волн время от времени перекрывает его слова:
— …уяснить, чего вы хотите? Хотите ли вы, чтобы она выиграла конкурс на мисс Вселенную, или же чтобы просто была счастлива? В первом случае — я могу лишь повторить всё то, что вам уже…
(Шум прибоя)
— …что такое красота? Нет абсолютных эталонов. То, что казалось прекрасным вчера, завтра может вызвать лишь…
(Шум прибоя)
Камера уходит с веранды. Скользит по пляжу, мимо рекламного плаката фирменной джинсы: "Ты — это то, что ты носишь!", голос китайца:
— …Мы — это то, что мы носим, будь то одежда или тело. И, главное, — как носим. Изысканное костюм можно носить так, что он покажется грязной тряпкой. И можно выглядеть принцем в застиранных джинсах…
Всё время разговора камера движется по пляжу, потом по воде, на солнце. Солнце становится менее ярким, отступает, касается воды. Камера возвращается на пляж. Конти и китаец вынесли стулья с веранды, от них по оранжевому песку тянутся длинные ярко-синие тени. Девочка сидит на песке. Волосы её растрёпаны, бант развязался. Она зачерпывает песок голубой туфелькой и смотрит, как он высыпается. Она сидит к нам лицом, но лицо это в тени.
— …Воображение — великая сила. Мы становимся такими, какими сами себя представляем. Говорите человеку ежедневно, что он свинья — и он захрюкает…
(Шум прибоя)
— …и что вы думаете? Тюрьмы там действительно забиты теми, кто родился в среду. Потому что им с пелёнок внушалось: раз уж ты родился в среду — тебе судьбой предначертано стать преступником и никакой другой возможности…
(Шум прибоя)
— …Вспомните сказку про Золушку. Знаете, что превращало её в принцессу? Не платье, не туфельки, не карета и даже не принц — это внешняя атрибутика, станьте принцессой, и всё это у вас появится. Её преображала уверенность в себе…
(Шум прибоя)
— …Конечно, она никогда не станет топ-моделью, но при наличии уверенности в себе любой физический недостаток может выглядеть просто милой и пикантной особенностью…
(Шум
— …Не в городе, нет, ни в коем случае! Только свой дом, где-нибудь в глуши, без соседей… только свои, проверенные люди, и никаких посторонних контактов, пока она…
(шум прибоя)
— …А я и не говорил, что это будет просто! Но вы всё-таки подумайте, слишком ли это большая цена… Мне почему-то кажется, что не очень. Во всяком случае — для человека, который сумел пробиться к самому Иртричу без трёхгодичной очереди…
Камера наплывает на солнце, солнце желтеет, тускнеет, подёргивается дымкой.
*
смена кадра
*
Тусклое солнце серого городского дня. Вид из окна высотного дома. Серый дым. Камера захватывает руку с сигаретой, и тут обзор закрывают маленькие ладошки, звучит заливистый детский смех.
Камера выныривает из темноты назад, захватывая стоящего у окна Конти и вскарабкавшуюся на стул и подоконник девочку. Конти оборачивается, подхватывает девочку на руки, кружит по комнате. Девочка смеётся.
Камера приближается, девочка смеётся, вертится, её лицо не в фокусе.
Голос Конти (отчаянно-решительный):
— Какая же ты у меня красивая!!!..
Камере удается поймать её лицо.
Больше всего оно похоже на лоскутное одеяло из-за множества шрамов и шрамиков разной длины. На нём не видно ни бровей, ни ресниц. Шрамы по-разному стягивают кожу, поэтому внешний угол левого глаза сильно приподнят к виску, а внутренний угол правого опущен, из-за чего глаз кажется вывернутым. Губы тоже перекошены по диагонали в незакрывающейся гримасе так, что видны мелкие неровные зубы.
И, хотя девочка смеётся, лицо совершенно неподвижно…
*
смена кадра
*
Глава 2
Сначала кадр просто белый.
Потом камера отъезжает, белое пятно смещается, открывая кусок кирпичной стены, возвращается, уходит в другую сторону. Камера продолжает удаляться, пока не захватывает целиком сидящую в открытом окне девочку лет тринадцати. На ней белые брюки и оранжевая футболка. Сидит она боком, поставив на подоконник согнутую в колене ногу и свесив другую. Рыжая шапка волос, загорелое лицо, светлые глаза и ослепительная улыбка довершают образ. Она качает ногой и грызёт яблоко. Доев, прицельно щурится (с хитрой улыбочкой левым краешком рта, чуть вытянув губы) и бросает огрызок.
Камера падает, отслеживая его полёт.
Окно, на котором сидит Воображала, расположено на верхнем этаже высотки большие блочные окна, террасы, плющ, голубые ели по бокам от зеркальных дверей фойе, мощёная дорожка, фирменный дворник моет плитки, рядом вёдра с водой и мусором.
Огрызок падает точно в ведёрко с мусором, ведёрко звякает. Дворник смотрит на ведёрко, потом — наверх. Снисходительно улыбается, качая головой.
Он привык.