Воплощение
Шрифт:
Юти растерянно посмотрела на окровавленные руки, на которых появилось еще одно серое кольцо. Два за трех мастеров — неплохо. Если Аншара и взирала на нее сегодня, то была щедра как никогда.
Больше всего райдарской деве хотелось упасть прямо здесь, подле мертвого Вацлава с обезображенными ногами и размозженной головой. И сила бы медленно, но постепенно вернулась к ней. Но теперь приходилось спешить. У нее не было времени.
Она подобрала меч, который еще мог понадобиться. Кольцом сиел обнаружила сбежавшую после разрушения воздушного щита лошадь и заставила ту вернуться. А потом не без труда переложила
Дева помедлила еще немного, но все же нашла вещевой мешок Вацлава, лежащий поодаль. Повезло, что старший из братьев не держал его при себе, иначе бы пришлось выковыривать расплавившееся серебро из земли. Теперь же Юти схватила тугую мошну с деньгами, прихватив заодно и охранную грамоту.
Латно застонал, когда они выехали на дорогу. Юти, в последнее время пусть и критично относящаяся к богам, вознесла мольбу Аншаре. Не за что-то конкретное, а за все сразу.
Что Латно жив. Стонет — значит жив. Что прежде она связала себя невидимой нитью с лошадью и та вернулась. Что телега оказалась внутри воздушного щита и не пострадала от огня. За то, что она, Пелир Ютинель Керис Райдарская справилась.
Если бы трое стихийников заранее ждали ее, понимали, что кладезная вернется, кто ведает, как оно все сложилось? Теперь же выходило, что они мертвы, у нее два серых кольца на пальцах, а силы… Силы уже постепенно возвращались, пусть и не так быстро, как хотелось бы. Разве что до сих пор мутило и голова болела после стремительной встречи с деревом.
Вот только выяснилось, что испытания для девы еще не закончились, хотя и тут богиня вновь улыбнулась своей воительнице. Дорога зазмеилась среди леса, и Юти услышала звук приближающихся всадников прежде, чем они ее увидели. Одаренная укрыла Латно, который привык к тряске и забылся сном, а после накинула на себя иллюзии. Едва успела, когда на дороге появилась кавалькада из опытных кудесников, из которых двое были кладезными. Справилась бы она сейчас с ними? Да будь тех вдвое меньше, едва ли.
Один из них, крепкий коротышка с бородой-лопатой, грозно окликнул Юти. Точнее, сельского мужика, в обличье которого она теперь была. Из всеей его речи Одаренная только поняла что «кудесник», «девчонка», да «больные». Спасибо Латно, который научил ее хотя бы нескольким словам.
Не надо было быть храмовником, вгрызающимся во все книги, до которых только можно дотянуться, чтобы понять, о ком говорит дружинник. Все-таки огненный столп Вацлава заметили и теперь на выручку ему устремилась подмога.
Юти сделала испуганные глаза, которые Аншара ведает каким образом отображались на туповатом лице сельчанина, облик которого она надела. А после затыкала себе за спину, выговаривая единственное, что еще помнила из седьминского, звучащего у всех народностей одинаково: «Кладезный».
Она не представляла, что случись, начни коротышка допрашивать ее дальше. Когда бы он понял обман? Вот только испуганного сельчанина, который в панике повторял одно и то же слово оказалось достаточно.
Дружинник что-то громко крикнул остальным и встревоженные кудесники вскачь отправились на помощь своим товарищам, где их дожидались только трупы и следы битвы стихийников.
Юти хлестнула лошадь, сразу, стоило людям Свигожа скрыться из виду. Мысленно подкрепив свою просьбу страхом и желанием бежать. Кобыла поняла все с первого раза.
Тревога не покидала деву, даже когда они предолели развилку на Рощу с тем самым камнем, о котором говорил Латно. И лишь когда беглецы вырвались из леса, когда колеса телеги застучали по деревянному мосту, а на холме показались стены поселения, чужого поселения, Юти выдохнула.
Хотя бы еще и потому, что на другой стороне реки вместе с оскверненными ее ждал Ерикан.
Глава 24
Юти оставалось только радоваться, что в ее отряде есть Сертан. Сама дева едва ли хоть сколько-нибудь помогла Латно. А вот врачеватель склонился над дружинником, вытащил какие-то травы, погремел стеклянными колбами, влил кудеснику в рот странную пахучую жидкость. И лишь затем обработал раны.
Латно хорошо досталось. Юти догадывалась, отчего все его тело рассечено порезами разной глубины, разве что нос был повернут набок по старой кулачной традиции. То ли от выпитого зелья, то ли от бессилия, дружинник не пришел в себя, когда Сертан вправил этот самый нос.
Лекарь настаивал, что Латно нужен покой. По этому поводу он серьезно поссорился с Юти, назвав ее глупой и своенравной девчонкой. И Одаренная спокойно перенесла обиду. Увлеченный очередным спасением, врачеватель не видел дальше собственного носа.
Да, керивены приняли мирно, один стражник было сунулся с расспросами, но Юти показала кнесову печать и тот сразу спал с лица. Печать — не безделица, какая у каждого прохожего имеется. Знак, лежащий теперь у Юти в заплечном мешке говорил о близкой принадлежности девы и ее людей к Свигожу. Такой может иметься только у одного человека, как еще раньше пояснил Латно. И пусть Свигож давно болел, по силе мог сравниться с тремя главными народами. Потому и знак чтили, а перед предъявившим его благородно, отступали.
Хотя, окажись у Одаренной другая печать, к примеру, относящая ее к золичанам, Юти бы все равно не трогали. В Седьме к кнесам, своим и чужим, относились к почтением. Богов могли хулить, а власть людскую уважали. Что для девы тоже стало нелепостью.
И только после она выяснила, что боги — они там, где-то в Священных Рощах, а кнесы и их дружинники ходят по тем же дорогам, что и ты. Только глупец не поймет, кого действительно стоит почитать, а кого нет.
Лишний раз Одаренная старалась печать не доставать. Где можно было договориться или купить услугу, пользовалась словами или серебром. И лишь в крайний случай вытаскивала козырь от кнеса.
Но все же Юти настояла на своем. Оставаться в приграничной крепости — себе дороже. Если прознают люди Свигожа, что она здесь укрывается, что те сделают? Хватит ли им благоразумия стерпеть поражение или попытаются силой взять свое? А, может, и вовсе оболгут деву, назовут оскверненной и керивены сами выдадут Одаренную.
И они поехали. Под завывания Сертана, что не довезут, что нельзя пускаться в путь с раненым, у которого сломаны ребра. Юти лишь мягко пообещала, что если лекарь не заткнется, то она сначала убьет на его глазах южан, а после перережет горло и ему самому. Лишь тогда Сертан замолчал, но все еще недобро поглядывал на Одаренную, явно не поменяв своего мнения.