Воплощение
Шрифт:
– И что, какая-нибудь нравится?
– Папа!
– Слава!
– голос матери вторил моему. Вот только я услышал в нём слишком мало возмущения и слишком много любопытства.
– А что такого-то?
– Владислав Ведов отставил кружку с остывшим чаем.
– Ты уже взрослый, Дима. Как ты там говоришь, “процесс вполне естественный?”
– Папа, - я для большего эффекта даже руку на грудь положил.
– Поверь, когда девушка появится, ты будешь первый, кого я с ней позна… комлю.
– Ми, что случилось?!
– эмоциональный всплеск был такой силы, что
– Сон!
– фух, а я уже испугался… - Не мой, Нанао! Я проснулась и увидела…
Ну, это понятно: наработать рефлекс держать канал закрытым во время сна Куроцуки ещё предстояло.
– Кошмар приснился?
– юки-онна, разумеется, тоже уже не спала - не после такого мысленного пинка.
– Мама… и бабушка… - в разуме японки смешалась целая куча эмоций.
– Не только, - суккуба ретранслировала мне статичную картинку, удивительно чёткую для сновидения. Судя по прилагаемым ощущениям, маленькой черноволосой демонессе было во сне лет пять, не больше: мать держала её на руках. Напротив, за низким столиком, сидела ещё не слишком старо выглядящая старейшина Юми, бабушка Куроцуки.
– Сюда смотри, - указала мне Мирен, и я, наконец, обратил внимание на бумаги, разложенные на столе.
Немного пожелтевшие листы, исписанные ровным почерком и педантично пронумерованные той же рукой. Язык был немецким. Буквы и цифры легко и без усилий читались, и означало это только одно: сон был не просто сном, это было воспоминание*. Ну и то, что у Куро-тян отличное зрение и прекрасная память, сохранившая такой чёткий “скриншот”.
– Вот, - Ми, не дожидаясь вопроса, мысленно выделила один из абзацев и тут же перевела: - “То, что мы считали даром богов, погубило всех, кроме меня. Мою возлюбленную, моих друзей, моего учителя - и всю Германию. Проклятые зеркала, проклятый дар экзорциста…”
Твою мать… ТВОЮ МАТЬ!!!
[*Один из способ понять, что спишь - попытаться прочесть незнакомую книгу или газету. Правда, говорят, этот способ не работает с писателями.]
– Сынок, всё в порядке?
– мысленное общение гораздо быстрее разговора, но я, похоже, слишком долго молчал.
– Да-да… Слушайте, вам пора домой, наверное.
– Но…
– Москва. Пробки. Ехать долго, - благодаря Ми каждое моё слово обладало весом чугунной гири. Тонко работать сейчас не мог ни я, ни моя подруга - только не после такого.
– А у меня всё в порядке, но нужно подготовиться к парам в понедельник.
Всё в порядке. Чёрта с два у меня всё в порядке!
Твою мать!!!
Часть 2, глава 20.
20.
– Ариса, я просила прийти тебя, а не притащить ребёнка, - Юми-обачан была уж-жасно строгой! Один негромкий окрик - а как будто хворостиной
– И прекрати таскать дочь на руках. Ей уже пять лет!
– Окасан***, я и так редко вижусь с Нанао-тян, чтобы расставаться с ней, когда я в деревне, - беззаботно отмахнулась молодая женщина.
– И я не могу её отпустить. Смотри, какая милая пышечка! И потом, мне же не тяжело.
Ма свободной рукой ловко ущипнула за щеку и успела убрать пальцы прежде чем Нанао удалось по ним шлёпнуть. Нечестно!
– Я взрослая!
– впрочем, попыток выбраться из таких удобных и тёплых объятий предпринято не было.
– Взрослая, взрослая… и такая миленькая!
– Ай!
– ещё один быстрый щипок.
– Ма!
– Кавай, кавай****!
– Ма!!!
[*Ниндзюцу - яп. досл. “искусство ниндзя”. Конкретный перечень входящих дисциплин варьировался от клана к клану, но обычно включал в себя рукопашный бой с использованием различного оружия и подручных предметов, методы маскировки, анатомию человеческого тела и уязвимые точки на нём, полевую медицину и фармакологию (включая яды).
**Энгава - открытая веранда вокруг традиционного японского дома.
***Окасан - яп. “мама”, домашнее обращение к матери.
****Кавай - яп. “мило” или “милая”.]
– Я всё ещё здесь, - в голосе старшей родственницы отчётливо слышалось усталое и какое-то обречённое раздражение.
– Ни в грош не ставишь старших, так имей хоть каплю уважения к родной крови, породившей тебя, беспутная дочь.
– В таком случае, “родной крови” следовало оставить меня и На-тян в покое, а не шантажом и угрозами заставлять возвращаться к “работе”!
– голос Ма зазвенел оружейной сталью.
Нанао напряглась, но материнская рука нежно легла ей на макушку, и девочка сразу же успокоилась. Ма и Ба постоянно ругались, едва стоило им остаться где-нибудь вдвоём, но почему-то всё равно никогда не ссорились по-настоящему.
– Не было никакого шантажа, дура!
– на мгновение самообладание оставило Юми-обачан, показав то лицо бабушки, что обычно видят другие старейшины во время собраний.
– Я просто честно передала, что тебя ждёт, если ты не вернёшься. И что ждёт твою дочь, мою, между прочим, внучку, после того, как тебя убьют. Хотела покоя - так надо было спрятаться или просто уехать подальше. Ками-сама*, кому я это говорю? Куноичи**, собственноручно воспитанной и обученной. Позор на мои седины…
– Позор в том, что от твоего положения никакого толка, - уже совсем спокойно произнесла Ма.
– Себя и дочь я могла спрятать, но тогда твоя мечта о власти пошла бы прахом. И что твоя власть? Ни мне не смогла помочь остаться с мужчиной, за которого сначала сами вытолкнули замуж, а потом контракт на защиту которого, видите ли, истёк, ни На-тян защитить от втягивания в “традиционное клановое обучение”.
– Мы говорим каждый раз одно и то же, - бабушка тоже вроде успокоилась.
– И каждый раз ты провоцируешь меня.