Воплощение
Шрифт:
– Потому что ты каждый раз творишь какую-то глупость!
– или не успокоилась?
– Может, потому, что у меня всей свободы - делать эти глупости, а? Сколько мне и дочери ещё ломать себе жизнь ради твоих амбиций?
– Возможно, что и не долго, - немного помолчав, совсем другим тоном ответила бабушка.
[*Ками-сама - яп. обращение к одному из синтоистких богов, а в данном случае аналог европейского восклицания “О боже!”
**Куноичи - шиноби женского пола. Кроме подготовки, аналогичной коллегам мужского пола, обучались использовать свою привлекательность для получения разведданных
Скучный взрослый разговор порядком поднадоел Нанао. Орать Ма и Ба друг на друга перестали - хорошо, но теперь спор перейдёт на какие-то непонятные вещи. Распределение прибыли по секторам деятельности, защита каких-то там перевозок, уважение и готовность сотрудничать боссов гокудо и триад. Окасан будет злиться, потому что изменение этого самого уважения и готовности опять ляжет на неё: где, как на командира группы, а где и лично. Как же, доверенное лицо самой Юми-сама… Однако, в этот раз На-тян ошиблась.
– Помнишь, я тебе рассказывала о гайдзине*, жившем здесь, в деревне, и умершем за десять лет до твоего рождения?
Этой истории девочка никогда не слышала, и потому навострила уши, делая вид, что ей ни капли не интересно. Первое, чему учат маленьких шиноби - держать язык за зубами. Пока не научишься не болтать обо всём, что спросят - ни одной тайны не доверят и ничего интересного не покажут. А интересного в деревне - ого-го сколько! На-тян это знает, потому что На-тян первая освоила Белое Безмолвие среди одногодок. Есть, чем гордиться!
– Да, припоминаю. Ты ещё говорила, что старая карга Миюри никого к нему не подпускала, и подложила ему в постель всех своих дочерей, племянницу и даже внучку. И сама бы легла, если б толк был. Да только всё зря - ничего не добилась, чудесный дар забирать чужую магию так и не передался. Хотя я так и не поняла, чем этот дар был так “чудесен”: что-то ещё более бесполезное для клана ещё поискать надо было.
[*Гайдзин - яп. чужеземец, варвар.]
– Ну, положим, будь у меня такой человек в подчинении, я бы ему применение на раз-два нашла, - когда у обачан на лице появлялась такая хищная улыбка, она словно сбрасывала лет двадцать возраста.
– Зазнаек, живущих по холдам, и считающих, что им сами боги равны, ждало бы мно-ого интересных открытий… И вопрос о моём возвышении на совете от тебя бы, поверь, ничуть не зависел.
– А почему Миюри ничего не сделала, только детей пыталась заполучить?
– Ма не захотела ждать, пока Ба намечтается.
– Кишка оказалась тонка?
– Знаешь, я много лет так и думала. Миюри говорила всем, что Герман, подобно ронину без сюзерена, стремится только к смерти, но не к победе. Его страна проиграла, его господин пал, друзья убиты, а самого его заочно осудили и казнят, стоит ему покинуть селение и показаться на глаза посторонним. Причём сам он как бы и не против. Не осталось ничего, что держало бы его на этом свете, кроме странного запрета гайдзинской веры на самоубийства.
– Это была ложь?
– даже не пытаясь изобразить интерес, уточнила окасан, устраивая подбородок на темени дочери. Макушке сразу стало тепло, а самой Нанао - уютно-уютно.
– Это была правда, - обачан опять улыбнулась так, что девочка невольно поёжилась.
– Правда, но не вся. Читай!
– Это что?
–
– Дневник. Или мемуары. Или исповедь бумаге - сама выбирай. Нашли во время ремонта под полом той минки*, где он жил последние десять лет. А ты ещё спрашивала, зачем я себе отжала коммунальные вопросы, от которых только головная боль и никакой пользы… И ведь хитро так, стервец, положил и упаковал, что ни вода не добралась до бумаги, ни мыши!
– Ни мы, - в тон старшей родственнице закончила фразу окасан.
– Стервец девок не только валял, он много чему у нас научился, - кажется, этот факт бабушку почему-то восхищал, а не злил.
– Видать и вправду некуда было идти отсюда, да и незачем. Где ему ещё столько сговорчивых красоток под бок подложат?
– С немецким у меня чуть лучше, чем никак, - задумчиво обратилась к макушке дочери Ма.
– Наверное, всем будет проще, если почтенная Юми-сама всё-таки сама скажет, что она такого нашла в этих записях.
– Что я нашла?
– Ба манерно потупила глазки, совсем так же, как делает дура-Матока, когда хочеть показать, какая он взрослая.
– О, ничего особенного. Просто оружие, способное перевернуть мир!
[*Минка - традиционный японский дом с двускатной крышей.]
– Ма, наклонись вперёд, - со вздохом попросила молодая женщина, а когда Юми-обачан с озадаченным видом сделала запрошенное - вытянула руку и ладонью пощупала лоб собеседницы.
– Странно. Ни жара, ни липкого пота, никаких других признаков лихорадки. Откуда тогда галлюцинации и навязчивые идеи? Для маразма, на мой вкус, ты, окасан, ещё слишком молодая.
– Не веришь?
– Ба выпрямилась и с прищуром посмотрела поверх головы Нанао.
– Не надейся, дорогая, я не брежу.
– Тогда как называется то, что я услышала?
– не осталась в долгу Ма.
– Это называется “адекватная оценка информации, полученной из достоверных источников”.
– “Достоверный источник” - это вот эти, как ты выразилась, мемуары?
– Не только. Дневник Германа Вернера, по большому счёту, только позволил свести все факты воедино и прояснил некоторые важные подробности. Например, как немец-экзорцист оказался совершенно один в море у восточного побережья Хонсю, где его и выловили “рыбаки” Миюри.
Юми-обачан жестом опытного картёжника (Нанао подсмотрела, как играли старшие девочки) выдернула из веера листов перед Ма один и зачитала:
“Не знаю, что произошло. На палубу у-бота,* с закрашенным номером на рубке, нас, пассажиров, экипаж пускал далеко не всегда, а в последние недели и вовсе совсем редко. Некий резон в этом был - флотской сноровки вовремя нырнуть в люк, который нужно было задраить за собой за считанные секунды до погружения, у нас не было. Да и отношение моряков, весьма почтительное поначалу, ко второй половине пути… даже не испортилось - стало равнодушным. Как к грузу, который нужно доставить из точки А в точку Б. Причём непонятно зачем - если только не считать приказ, отданный мертвецом и подтверждённый другими мертвецами. То, что некоторые из мертвецов были ещё живы и даже думали про себя, что сражаются за Родину, ничего, по большому счёту, не меняло.