Вопреки любой логике
Шрифт:
— Прям будто днюха у заведующего небесными делами, — проворчала Наташа и услышала тихий смешок Майи за спиной.
— Так Гордея все любят.
Опять любовь. Да кому она нужна?
Между стоящими надзирателями мелькнула знакомая личность, и Наташа скривилась, приметив плывущую к ним Ипполину Матвиенко, которая явно вознамерилась с ними поболтать, вооружившись двумя бокалами шампанского, которое собралась явно выпить в одиночку. Вот только этого не хватало. Как положено: шляпка с белыми розочками, белый костюм, туфли на низком каблуке и это вечно кислое выражение лица с поджатыми губами. Даже пучок на месте
Приметив знакомый силуэт в группе хихикающих радмуз, Наташа сделала лицо кирпича, двинувшись в сторону Гордея, который о чем-то переговаривался с этими поборницами еще каких-то недостающих прав. И громко смеялся, явно получая удовольствие от разговора. А значит — его надо испортить.
— Ты куда? — зашипела Майя, в ужасе покосившись на идущую к ним решительно Ипполину, заметив, как дернулась Наташа в сторону, — не оставляй меня с ней!
— Сорян, Топтыгина, но это суровые небесные джунгли, тут каждый за себя. Сильный выживает слабого, — пафосно проговорила Тараканова, делая еще один шаг, и добавила, прежде чем сбежать, — короче, родина тебя не забудет, мой друг Гораций. Крепись, страдай и помни, твоя жертва была не напрасной. Гордею передам привет, — она быстренько сбежала, как раз тем, как Ипполина их настигла, открыв уже рот, чтобы начать долгую, нудную и невероятно занудную беседу о тленности бытия в процессе становления человечества. И упаси Бог, ее не выслушать или остановить. Потом проблем не оберешься, когда будешь переезжать на ПМЖ в одну из конечных инстанций.
Он стоял весь такой высокий, красивый, в бабочке, белой рубашке и черном костюме, волосы зачесаны назад, открывая лоб и красивые серые глаза. Одна рука небрежно засунута в карман, вторая держит бокал. Рядом ему в рот восхищенно заглядывают музы разных мастей, цвета волос и народностей из России (в конце концов, это же российский филиал небесной канцелярии, кто тут еще мог быть?), периодически хихикая и выдавая что-то идиотское в стиле героинь большинства ее подопечных: «Ах, Гордеюшка, ты такой шутник».
— А чего крылышки отцепил, попугай Ара? — потянула Наташа ехидным голосом за спиной купидона, заставив его вздрогнуть и прерывая эту милую беседу, свалившись, как обух на голову несчастных, глупеньких муз, влюбленными глазами, смотрящими на Лаврова. — Бабы с ними хуже клеятся на любовную магию твоих стрел, пугало ванильное?
Гордей резко обернулся, едва не расплескав шампанское, сверкнув серыми глазами и проигнорировав возмущение его недавних собеседниц, расплылся в хищной улыбке, отчего Наташа даже засомневалась. Выглядел он уж больно радостно, а осмотрел так и вовсе как-то подозрительно долго.
— Таракан, ты пришла. Где мои поздравления, поцелуи в губы, вещания на ухо, что я стал еще краше в свои 26? — чересчур радостно поинтересовался купидон, надуваясь от важности собственной значимости. Он окинула ее вновь палящим взором, и в серых глазах зажегся огонечек ехидства и еще чего-то. Явно недоброго.
— Платье смотрю, натянула выше колен, туфли нацепила, накрасилась, пакли свои в порядок привела. Это все мне? А бантик где?
Наташа закатила глаза и пожалела, что сумочку не взяла, так можно было бы его огреть по голове. Впрочем, она же не планировала оставаться надолго. Так, придти, обрадовать новостью и исчезнуть в закате океана,
— Гордей, Наташа говорит, подстрелил ее подопечную, похоже, злится, — подала голос одна из муз, Валерия, ревниво сузив свои глаза с длинными наращенными ресницами, надув пухлые губы, которые явно еще при жизни хирург исправлял, как и многое другое. Рядом, вторя этой музе для будущих революционеров, поддакнула Фаина, муза режиссеров отечественного кинематографа.
— Наташка, не порть праздник, Гордей сегодня именинник. Хоть сегодня не приставай со своими глупостями, — фыркнула она, сверкая глазами и притопывая недовольно ножкой. Наташа лениво оглядела ее цветастый кричащий наряд и вздохнула:
— Фая, вот тебе бы лучше молчать. Особенно в таком наряде, а то глядя на тебя — не удивительно, что с российским кино все так печально!
Гордей подавился шампанским, в попытке замаскировать смех, а Фаина резко распахнула большой рот, щедро накрашенный оранжевой помадой и это в тон кричаще розового платья-то и зашипела получше любой гадюки.
— Стерва ты, Тараканова! Поэтому с тобой никто и не общается!
Наташа проводила их взглядом, когда музы гордо удалились, не забыв на прощание клюнуть каждая Гордея в щеку, оставляя разноцветные следы от помады и хмыкнув, подняла бокал им вслед, который успела стянуть по дороге с подноса у официанта.
— Вот века идут, Рай, Ад, Земля стоит, а даже в небесной канцелярии некоторые бабы и после смерти не меняются!
Она уже было пригубила из бокала, как поняла, что он словно по мановению волшебной палочки исчез. Гордей ловко поставил бокалы, свой и Натальи, на ближайший столик, шагнув вновь к возмущенной девушке.
— Ты что, крылатый, делаешь? — удивилась она, когда купидон ловко перехватил ее за руку, притягивая ближе к себе и таща за собой в середину зала, где разливалась какая-то скучная, инструментальная музыка. Кажется, заунывно пел на заднем фоне церковный хор.
— Пошли танцевать, Таракан, я соскучился, — беспечно улыбнулся он, обнимая одной рукой ее талию, а пальцы второй, сплетая со своими, не спеша, двигаясь под заунывный ритм. Медленно, чувственно и тоскливо.
— Я сейчас усну.
Он склонил голову ниже, обжигая дыханием ухо, чуть шевеля волосы.
— Ипполина Матвиенко любит торжество в классическом стиле.
— Оно и видно, — фыркнула Наташа, слыша, как вновь заиграла музыка, — почему мы пляшем под похоронный марш?
— Поминаем мой праздник в узком дружеском кругу с блэкджеком и шлюхами, — хохотнул купидон, чуть крепче сжимая руку на талии девушки, прижавшись щекой к ее волосам.
— Гордей, ты же приличный мальчик, какой блэкджек, какие шлюхи? Только покой, сон и утренняя пробежка по облачкам в пять утра, — хмыкнула Наташа, наслаждаясь этими минутами. Может музы рядом с ним тоже чувствуют такой покой? Вон даже в сон потянуло, мимо проплыл с важным видом какой-то черт, перестукивая копытцами по полу и ворча что-то о нудных праздниках да большом количестве белого.
— И овощной смузи?
Наташа рассеянно кивнула, пробормотав, стараясь подавить зевоту.
— И овощной смузи. С амброзией из райского сада, — она почти прикрыла глаза, как сильные руки чуть тряхнули ее, заставляя проснуться и отклониться назад, глядя в довольное лицо с сияющими серыми глазами.