Вопреки судьбе

Попова Екатерина

Голос его на последних словах сорвался на настоящую мольбу, и ангел невольно вздрогнул от острого чувства вины. Он шевелился, он правда шевелился, он боролся, пытался вырваться из всё прочнее смыкающегося вокруг него панциря… Но — не мог. И каждый прошедший миг вмораживал его в эту равнодушную массу всё прочнее.

И теперь он, кажется, понимал, почему.

— Я п-пытаюсь, д-дорогой… — задыхаясь от судорог, пробормотал он. Господи, как же больно…. Почему так больно, это ведь всего лишь замёрзшая вода, не огонь?!. Он прерывисто всхлипнул и с силой

прикусил губу. С облегчением почувствовал, как плеснуло горячим на подбородок. И вновь отчаянно принялся дёргать вмёрзшими в лёд руками. На этот раз, кажется, что-то почти начало получаться. Правая рука рывком поднялась на десяток сантиметров… или, возможно, чуть меньше.

Азирафаэль через силу разлепил смерзшиеся ресницы… и тут же пожалел об этом. Залитые жидким янтарём глаза Кроули качались почти вплотную от его лица, и в них плескалась такая мука, что он буквально задохнулся ею, словно накрывшей штормовой волной.

О, Боже. Неужели Кроули ещё на что-то надеется?

Он прерывисто всхлипнул, пытаясь сдержать рыдания, понимая, что здесь это, видит Бог, самое глупое, что он может сделать… Но лицо уже вновь обожгло горячим, и вниз к губам поползли, щекоча, стремительно остывающие щекочущие струйки.

— П… прости, дорогой… Т-теперь т-точно в-всё… Мне ж… жаль. П-п-п-одожди, я об… об-бязательно д-достану воду..

…достать, может, и достанет — а вот хватит ли мужества сделать… сделать это…

Нет. О, Господи. О чём он думает… Какое ещё мужество? Кроули будут мучить веками, тысячелетиями. Можно подумать, ему станет легче, если он бросит его здесь одного мстительным демонам…

— Я… я с-сейчас, К-кроули… — кривясь от боли, простонал он. И вновь рывком поднял руку на несколько сантиметров вверх. Показалось на миг — треснул вокруг сжатого кулака лёд.

…треснул — и тут же сомкнулся вновь, ещё прочнее.

А Азирафаэль, чуть не взвыв от отчаяния, вдруг осознал, что Кроули молчит. Не спорит больше, не уговаривает. Молчит — и смотрит на него с немым бессильным отчаянием.

Словно отвечая на его мысли, Змей качнул головой и с тоской прошипел:

— Доссстаточно, ангел… Хватит. Я всссё понял. Перессстань себя мучить, к чёрту это всссё…

— Н-нет, я п-почти…

Он был не «почти», нет. Но если он сможет ещё немного поднять руку… В крайнем случае, Кроули сможет, наверное, просто разбить флакон, если он будет надо льдом, а не внутри него…

Азирафаэль ещё сильнее закусил губу, не чувствуя уже боли в ней — просто не мог: болью было всё тело, каждая клеточка плоти и каждый фотон истинной сущности. Кроули в ярости качнул головой. И, извиваясь на гладкой поверхности, рывком дотянулся до него. Неловко обвился вокруг его шеи, подтянулся, обматываясь вокруг него и прижимаясь прохладной головой к его подбородку. Он, почему-то, казался тёплым. Пока что. Бедный… Змеи хладнокровные, у них просто нет собственного тепла. Вот, значит, в чём план Вельзевул… Вскоре Кроули просто замёрзнет и заснёт, и вернувшиеся демоны без труда пленят его, не рискуя больше быть укушенными.

Ангел

бессильно всхлипнул. Он вдруг сообразил, что задумал Кроули. Кроули тоже наверняка не желает для него такого конца, какой ждёт его в этой ледяной пустыне. И, в отличие от него самого, средство эвтаназии у него всегда под ру… в смысле, во рту.

Он беззвучно застонал. И, чувствуя, как мучительный холод пробирается всё глубже, через силу помотал головой.

— Нет, п…подожди, не смей… Не н-надо, я н-не хочу так… я не прощу себе, К-кроули! Д-дай мне п-попробовать, т-ты не д-должен п-попасть к ним… т-ты же знаешь…

Кроули бессильно зашипел; сжалась вокруг горла чуть плотнее чешуйчатая петля. А Азирафаэль, пытаясь хоть немного отстраниться от ощущения выламывающей всё тело агонии, через силу улыбнулся и спросил первое, что пришло в голову:

— К-как С-сатана см… смог выйти на п-поверхность, он же вм… морожен в лёд?

— Что за глупосссти, а-а-ангел? — с отчаянием простонал Кроули. Азирафаэль предпочёл думать, что относилось это к его вопросу.

— Д-данте же… Б-божественная ком… комед-дия… Брут, Иуда и К-кассий, во льд-ду… И С-сатана г-грыз-зёт их…

На самом деле, ему было уже всё равно. Если бы не было так холодно, это был бы чудесный спор… Но какая теперь уже разница. И всё-таки — Кроули не убьёт его, пока он говорит… наверное. А ему нужно, нужно успеть, нужно суметь… Господи, ну почему он не сообразил поднять руку с флаконом над этой ужасной жижей сразу…

Он скорее почувствовал, чем услышал, как зло зашипел Кроули. Возможно, догадался о его мыслях. Или просто сердился на несчастного поэта за что-то?

— Данте был псссихопатом и иссстериком, ангел, мало ли, что он расссказал! Люцифер вссссегда гордился тем, что Воссстал против Неё, как бы его сссмог удержать Девятый Круг?! А Иуды здесь вообщщще никогда не было!

Азирафаэль не сразу осознал слова друга. Он как раз пытался поднять руку с заветным флаконом ещё чуть выше, и это почти получалось. Ещё… ещё немного…

Он со стоном обмяк, без сил обвисая в сковывающей его толще замёрзней воды, и иррационально порадовался тому, что проклятый лёд держит прочно. По крайней мере, не придётся начинать с самого начала… Осталось уже, кажется, совсем чуть-чуть.

Потом он наконец осознал сказанное другом.

И — впервые за все эти бесконечные минуты — почувствовал, как шевельнулось внутри удивление.

— К-как н-не было Иуд-ды?.. Он ж-же…

Беспомощное страдальческое шипение Кроули заставило его содрогнуться от острой жалости. Господи, да кому же из них больнее?! Он уже начинал сомневаться в очевидности ответа…

— Асссирафаэль, чёрт бы тебя… какая тебе рассссница?! Ради Са… Хорошшшо, ради Бога, хватит! Заткнисссь и давай просссто попрощщщаемся! Я не могу большшше ссссмотреть на это!

— Всё х-хорошо, д-дорогой… — задыхаясь от сотрясающей его дрожи, соврал Азирафаэль. Улыбнулся через силу. — Пожалуйста, пд… подожди! Ещё м-минуту. Мне п-почти н-не больно…