Вопреки терзаниям
Шрифт:
Глава 3
Помню, как поначалу меня раздирали противоречивые чувства. Находиться рядом с Алмазом становилось все тяжелее, но я не осмеливался оставлять его одного. Я попросту ему не доверял. Временами он вел себя странно и в мгновения паники был способен сотворить с собой что угодно.
Я не представлял, откуда в таком хрупком парне столько мужества терпеть невыносимые боли. Но даже его железная выдержка не убеждала меня в том, что нервная система не под угрозой. Без крепкого сна и должного отдыха он потихоньку сходил с ума у меня на глазах, а я ощущал себя таким бессильным, таким
Я советовался с Серегой, поступаю ли правильно, опекая Алмаза, на что друг лишь неуверенно пожимал плечами. Как бы сильно ни желал помочь, он меньше моего понимал, как поддержать человека, пережившего тяжелейшую травму головного мозга, не говоря уже о психологической травме.
Я старался контролировать свою речь, не ступать на скользкую дорожку, делать все возможное, чтобы ничто не напоминало Алмазу о том дне, когда его жизнь пошла под откос. Но головные боли и панические атаки — вот оно яркое напоминание о трагедии. Напоминание об Андреа.
Конечно, Серега с Гришей не могли помочь мне дельным советом, зато их поступки значили для меня гораздо больше слов. И для Алмаза тоже. В первые недели после пробуждения, когда он еще оставался в больнице, я проводил все ночи без сна в поисках реабилитационных клиник за границей. Внутренний голос вопил: я должен оставаться с ним, не отходить от койки ни на шаг, ведь никто не давал гарантий, что его состояние не ухудшится снова. Но я всячески подавлял панику, упорно продолжая поиски. А чтобы мне было спокойнее, возле Алмаза всегда находился кто-то из ребят, не позволяя ему оставаться наедине со своими мыслями.
Чаще всего у койки парня сидели Алена или Регина. Алена, как правило, щебетала без умолку, старательно делая вид, что предыдущих полутора месяцев, когда она рыдала после каждого посещения, и вовсе не было. Я видел, какое счастье переполняло девушку, едва ее взгляд обращался на молчаливого и подавленного Алмаза. В такие моменты все прошлые разногласия теряли значение.
Но ни с Аленой, ни с Региной Алмазу все равно не удавалось отвлечься от воспоминаний, затягивающих его в пучину мрака и боли. Как потом он признался, те минуты в больнице казались вечностью. Он постоянно прокручивал в голове вечер трагедии и никак не мог вспомнить, почему очнулся прикованным к кровати. Часть воспоминаний стерлась, но врачи успокаивали нас, что после комы память восстанавливается не сразу. Иногда требуется больше времени, чтобы вспомнить даже самые незначительные факты из жизни до травмы.
Я бы предпочел, чтобы Алмаз оставался в неведении о поступке Андреа и по сей день, ведь в таком случае нам удалось бы сохранить отношения. Может, я мыслил эгоистично, но тогда был готов удержать его возле себя любыми способами.
Когда Алмазу становилось совсем тяжко, я просил парней побыть с ним до моего приезда. Буквально летел по дорогам, собирая штрафы за превышение скорости, но думая лишь о том, чтобы оказаться в палате Алмаза как можно скорее.
Как-то раз я разогнался настолько, что приехал раньше, чем обещал Сереге. Мне было совестно отрывать друга от работы, в то время он только запускал свою линию спортивной одежды и целыми днями пропадал на деловых встречах с партнерами и рекламщиками, а также успевал проводить частые собрания со своими сотрудниками. Параллельно еще разрабатывал план будущего проекта. У него и без меня забот было выше крыши.
Однако Серега — как всегда беспечный и самоуверенный — без конца убеждал меня,
Весь запыхавшийся от продолжительного бега, я тихо приоткрыл дверь, заглядывая в палату, и замер, когда услышал приглушенное бормотание. Серега сидел в кресле, которое пододвинул вплотную к койке Алмаза, по-деловому закинув ногу на ногу, а в руках сжимал толстую книгу в твердом переплете. Он водил пальцем по строчкам и четко, но в то же время негромко, проговаривал каждое слово.
Я перевел взгляд на Алмаза: невидящим взором он уставился в потолок, лицо бледное, губы плотно сжаты. На миг у меня перехватило дыхание, жалость к парню сдавила горло. Он выглядел таким беззащитным, подавленным, я никогда прежде не видел его в таком состоянии.
Проглатывая слезы, я постарался взять себя в руки. Сомневаюсь, что Серега обнаружил бы мое присутствие, не постучи я костяшками пальцев по дверному косяку. А Алмаз и вовсе не обратил внимания на мое внезапное появление в палате.
Серега пару раз моргнул, возвращаясь в реальность, и медленно закрыл книгу. Улыбнувшись Алмазу, хотя тот продолжал смотреть прямо перед собой, друг поднялся с кресла. Одернул край серого бомбера и протянул мне книгу, тонко намекая, что я обязан закончить чтение, а ему пора бежать. Я машинально взял толстый том из его рук, взглянул на название. Разумеется, классика, ничего иного и не ожидал, ведь Алмаз и раньше отдавал предпочтение классическим произведениям.
Серега сжал мое плечо, когда я с благодарностью ему кивнул. При всем желании не смог бы выразить словами, как сильно для меня важна его поддержка. Думаю, за годы крепкой дружбы он научился понимать меня без слов и знал, настолько я признателен ему за помощь. Без него я бы не справился со всеми трудностями.
Прежде мне редко приходилось видеть его настолько преданным, отзывчивым и понимающим. Словно бы смерть Андреа и трагедия с Алмазом окончательно стерли все разногласия прошлого. Теперь мне с трудом виделось будущее без лучшего друга и его крепких, утешительных объятий.
Кстати, об Андреа. Со временем, когда состояние Алмаза постепенно улучшалось, обрывки воспоминаний о той роковой ночи стали всплывать в его сознании все чаще. Разговаривал он с трудом, делал долгие паузы между словами, запинался, когда сбивалось дыхание, однако это не мешало отцу Сереги осторожно с ним побеседовать. Наводящими вопросами он помогал двигаться в правильном направлении, но от такого давления Алмаз лишь замыкался в себе, а в глазах отражалась настоящая паника.
Я опасался за его душевное равновесие и всем сердцем желал прекратить допрос. Благо врачи были со мной солидарны.
Я же сам не упоминал о трагедии, боясь, что это напрочь разрушит наши отношения, которые и так были под угрозой. То ли рядом со мной Алмаз почувствовал себя в безопасности и расслабился, то ли видел во мне некое напоминание об Андреа, но память понемногу начала возвращаться сама.
С первого дня пробуждения он помнил только самого Андреа и до конца не реализованную ими идею совместного творчества. Остальные воспоминания порой прорывались наружу сквозь забытье, но тут же ускользали обратно во мрак. Алмаза это по-настоящему пугало, я видел, с каким бессилием он копается в своей голове, невзирая на предостережения врачей.