Вопрос на десять баллов

Николс Дэвид

– Так вы в школе вместе учились?

– Точно. Неразлейвода, правда, Маркус? – (Маркус фыркает.) – А ты в какой школе учился?

– Ну, вряд ли ты о ней слышал…

– Давай проверим.

– «Лэнгли-стрит».

Никакой реакции.

– Общеобразовательная школа на Лэнгли-стрит.

Никакой реакции.

– Саутенд? – подсказываю я. – Эссекс?

– Не-а! Ты абсолютно прав, никогда о ней не слышал. Хочешь, покажу твою комнату?

Я поднимаюсь вслед за Джошем по лестнице, Маркус, сгорбившись, идет за нами вдоль по коридору, выкрашенному серой корабельной краской и украшенному инструкциями о действиях в случае пожара. Мы проходим мимо их комнат, где полно коробок и чемоданов, но по-прежнему много места, и в конце коридора Джош распахивает

дверь в помещение, на первый взгляд похожее на тюремную камеру.

– Па-бам! Надеюсь, ты не будешь возражать, но мы распределили комнаты до твоего приезда.

– Ах да, все верно…

– Бросили жребий. Понимаешь, хотели начать разбирать вещи, потихоньку обустраиваться.

– Конечно-конечно! – Я чувствую, что меня надули, и твердо решаю никогда больше не верить человеку в бархатном жилете. Сейчас передо мной стоит сложная задача: поставить себя, но не казаться при этом слишком наглым.

– Достаточно маленькая, не так ли? – говорю я.

– Да они все маленькие, Брайан. И мы бросали жребий, честно и справедливо.

– Как же вы бросали жребий за троих?

Тишина. Джош хмурится и безмолвно шевелит губами.

– Мы всегда можем кинуть новый жребий, если ты не веришь нам, – негодующе фыркает Маркус.

– Нет, дело не в этом, просто…

– Отлично, тогда мы оставим тебя разбирать вещи. Рады видеть тебя на борту! – И они, перешептываясь, бегут обратно к своему домашнему пиву.

Мою нору точно не строили, а рыли. Комната обладает привлекательностью и аурой места, где было совершено убийство: одинокий матрас на металлической раме, соответствующий фанерный шкаф и стол, две маленькие полки из пластика под дерево. Ковры коричневые от грязи и словно сделаны из свалявшихся лобковых волос. Грязное окно над столом выходит на мусорные бачки, а на стене висит предупреждение в рамочке, напоминающее о том, что приклеивание чего бы то ни было к стенкам пластилином карается смертью. Ну что ж, хотел мансарду, мансарду и получил. Полагаю, лучше начинать обустраиваться.

Первое, что делаю, это собираю свой музыкальный центр и ставлю «Never for Ever», триумфальный третий альбом Кейт Буш. Остальные записи сложены в стопку рядом с вертушкой, и я некоторое время веду спор с самим собой насчет того, какой альбом должен быть наверху, чтобы обложкой украшать комнату; я экспериментирую с битловским «Revolver», «Blue» Джони Митчелл, Дайаной Росс, «The Supremes» и Эллой Фицджералд, пока наконец не останавливаюсь на свежеприобретенной пластинке «Бранденбургского концерта» Баха под лейблом «Музыка для удовольствия» (прекрасная покупка всего за 2,49 фунта).

Затем я распаковываю свои книги и экспериментирую с различными способами их расстановки на пластиковых полках в алфавитном порядке по автору; в алфавитном порядке по автору, но с подразделением по теме; по жанру; стране; размеру; и наконец, наиболее эффективный способ, по цвету – черные книги из серии классики от издательства «Пингвин» на одном конце плавно выцветают до белых «пикадоров» [4] на другом конце, а в середине спектра зеленеют два дюйма обложек от «Вираго» [5] , до чтения которых я еще не созрел, но обязательно доберусь. Естественно, на это уходит некоторое время, и, когда я заканчиваю, уже темно, поэтому я прикручиваю лампу на шарнирной опоре к столу.

4

Книги известного британского издательства «Пикадор».

5

Издательство «Вираго» специализируется на издании женских романов.

Затем я решаю превратить кровать в футон. Я уже давно хотел это сделать, но мама просто поднимала меня на смех, когда я пытался провернуть это дома, поэтому здесь я просто обязан воплотить свою мечту в жизнь. Я перетаскиваю

матрас, покрытый пятнами неизвестного происхождения и достаточно влажный, чтобы на нем можно было выращивать салат, на пол, стараясь не касаться его лицом, затем не без труда ставлю металлическую раму на попа. Она весит целую тонну, но вскоре мне удается благополучно запихнуть ее за шкаф. Очевидно, при этом я теряю несколько футов ценного пространства на полу, но окончательный эффект стоит того – такая себе минималистская, созерцательная азиатская атмосфера, которую немного нарушают темно-синие, красные и белые полоски пододеяльника из «Бритиш хоум сторз».

Держась в духе дзен-буддистского минимализма футона, я хочу ограничить украшения коллажем из открыток с любимыми картинами и фотографиями, как бы изобразительным манифестом героев и вещей, которые люблю, на стене над подушкой. Я ложусь на футон и достаю упаковку пластилина. «Смерть Чаттертона» Генри Уоллиса, «Офелия» Милле, «Мадонна с Младенцем» да Винчи, «Звездная ночь» Ван Гога, Эдвард Хоппер, Мерилин Монро в пачке балерины, угрюмо глядящая в объектив фотоаппарата, Джеймс Дин в длинном пальто в Нью-Йорке; Дастин Хоффман в «Марафонце», Вуди Аллен, фотография папы с мамой, спящих в шезлонгах в парке Батлинз, Чарлз Диккенс, Карл Маркс, Че Гевара, Лоуренс Оливье в роли Гамлета, Сэмюэл Беккет, Антон Чехов, я в шестом классе в роли Иисуса в постановке «Евангелия», Джек Керуак, Бертон и Тейлор в фильме «Кто боится Вирджинии Вулф?» и фотография, запечатлевшая меня, Спенсера и Тони во время школьной экскурсии в дуврский замок. Спенсер слегка позирует – наклонил голову вниз и вбок, выглядит невозмутимым, скучающим и умным. Тони, как всегда, выбросил вверх растопыренные в виде буквы V пальцы.

Наконец прямо над подушкой я вешаю карточку папы, который выглядит тщедушно-худым и неясно опасным, как Пинки в фильме «Разборка в Брайтоне» [6] , только на набережной Саутенда, с бутылкой пива и тлеющей сигаретой в длинных пальцах одной руки. У него черная челка, высокие, острые скулы, длинный тонкий нос и сверхмодный костюм на трех пуговицах с узким воротником, и хотя на его лице полуулыбка, тем не менее он выглядит достаточно устрашающе. Снято году в 1962-м, за четыре года до моего рождения, так что папе здесь примерно столько же, сколько мне сейчас. Я обожаю эту фотографию, но меня не покидает ноющее ощущение, что если бы мой девятнадцатилетний отец встретил меня на пирсе Саутенда субботним вечером, то попытался бы меня поколотить.

6

Пинки– юный гангстер, которого в фильме 1947 г. сыграл Ричард Аттенборо.

В дверь стучат, и я инстинктивно прячу кнопки за спину. Полагаю, это Джош, пришел просить попахать немного на него или что-то в этом роде, но вместо этого в комнату входит огромная блондинка с прической викинга и молочно-белыми усами.

– Как у тебя дела? Все в порядке? – спрашивает переодетый в женское платье Джош.

– Хорошо, хорошо.

– А почему матрас на полу?

– Это самое… Я так подумал, что неплохо будет на время переделать его в футон.

– Футон? Правда? – говорит Джош, сморщив свою напомаженную губу, словно ни о чем более экзотическом он в жизни не слышал, а это дорогого стоит, особенно в исполнении мужчины, переодетого в женщину. – Маркус, иди сюда и посмотри на футон Джексона!

И Маркус, в черном кудрявом нейлоновом парике, плиссированной юбке и чулках со спущенными петлями, сует свой нос в комнату, фыркает, затем исчезает.

– Ну ладно, мы пошли – ты с нами или как?

– Извини, не понял, вы куда?

– Вечеринка «Викарии и шлюхи», Кенвуд-Манор. Должно быть весело.

– Ах да, хорошо, может быть. Я просто подумал, что, может, останусь и почитаю…

– Ладно тебе, не будь таким мямлей…

– Но мне надеть нечего…

– У тебя ведь есть черная рубаха, правда?