Вопрос на десять баллов
Шрифт:
– Была когда-нибудь в Дареме? – спрашиваю я.
– Нет, – отвечает она. – А ты?
– Нет. Но хотел бы. Там, говорят, красивый кафедральный собор.
Автобус, урча и отрыгивая выхлопные газы, проезжает мимо нас. Мне хочется броситься под его колеса. Но наконец, с жужжанием и щелканьем, машина выплевывает полоску фотографий, липких от проявителя и пахнущих аммиаком.
Некоторые примитивные племена полагают, что при фотографировании у вас похищается кусочек души, и, глядя на эти фотографии, трудно не согласиться, что в чем-то эти дикари правы. На первом снимке моя рука и волосы закрывают почти все лицо, так что
Как раз подойдет для моего бумажника.
– О боже! – восклицаю я.
– Мило, – безрадостно говорит Алиса.
– Ты какие две выбираешь?
– Ой, мне ничего не надо. Оставь себе как сувенир. – (Вот оно снова, это слово, «сувенир», существительное, от французского глагола souvenir,«помнить».) – Извини, Брай, мне пора бежать. – Именно это она и делает. Убегает от меня.
Когда я сижу вечером и оттачиваю свою поэму, мой взгляд падает на полоску фотографий, прилепленных к стене над столом пластилином, – я целую Алису, а она морщится. Мне приходит в голову, что наше прекрасное веселое свидание удалось лишь отчасти. Конечно, мне лучше забыть об этом, но я волнуюсь, что не смогу уснуть, пока снова не поговорю с Алисой, поэтому надеваю пальто и направляюсь в студенческий бар в надежде, что она заскочит туда после репетиции.
Естественно, ее там нет. Единственным знакомым мне человеком в баре оказывается Ребекка Эпштейн, окруженная своей небольшой кликой охрененно-озлобленно-решительных. Похоже, она очень рада видеть меня и просит своих товарищей передвинуться на лавке, чтобы я смог втиснуться рядом с ней, но стол уже заставлен пустой тарой – такое впечатление, что она весь вечер мешала виски с пивом, так что уже порядочно набралась.
– Смотрела «Броненосца „Потемкина“»? – спрашиваю я, ища глазами Алису.
– Нет, а что, стоит?
– Обязательно. Восхитительный фильм. Он всю неделю будет идти в «Артс».
– Тогда пошли, ладно? Я завтра вечером прогуляю лекции…
– Ну, на самом деле я уже сходил на него сегодня.
– Сам?
– Нет. С Алисой, – говорю я как можно более ровным тоном.
Но Ребекка, которая чует такие вещи за милю, набрасывается на меня:
– Похоже, вы стали офигительными друзьями, а? Ты мне ничего не хочешь рассказать?
– Мы просто провели некоторое время вместе, вот и все.
– Ну и как прошло? – скептически интересуется Ребекка и начинает сворачивать цигарку, хотя одна уже висит у нее на губе, и делает это с таким видом, будто заряжает револьвер. – Ну… и как… – (она лижет бумагу) – прошло? Ну, Джексон, ты наверняка знаешь, как классно погулять с девчонкой,
Сейчас самое благоразумное – не глотать наживку.
– На самом деле мы типа встречаемся друг с другом, – говорю я.
Ребекка поднимает брови и улыбается сама себе. Затем прикуривает новую сигарету и продолжает:
– В самом деле? – Она сплевывает табак, прилипший к губе. – Тогда почему я ни разу не видела вас вместе около нашей общаги?
– Мы действуем осмотрительно и не спеша, – неубедительно произношу я.
– Хорошо-хорошо. Так это ты, значит, звонил ей на неделе?
– Нет!
– Ты уверен?
– Да!
– Потому что голос чертовски напоминал твой…
– …ну…
– …только ты его так смешно коверкал…
– …да не я это был…
– А ты уже поимел ее? – хрипло интересуется Ребекка, выпятив губу с прилипшей к ней сигаретой.
– Что?
– Вы вступили в половую связь? Ну, знаешь, трах, коитус, тварь с двумя спинами. Ну давай же, ты должен был хотя бы слышать об этом. В конце концов, ты собираешься на «Университетский вызов» – что будешь делать, если зададут такой вопрос? «Джексон, из Саутенда-он-Си, изучающий англ. лит., что такое половая связь?» – «Хмммм… Я могу посоветоваться с командой, Бамбер? Алиса, а что такое поло…»
– Ребекка, я знаю, что это такое.
– Так это у вас было или решил дождаться первой брачной ночи? Или, может, ее беспокоит твоя прошлая половая жизнь: знаешь, в наши дни лучше перебдеть, чем недобдеть. Правда, насколько я помню, никакой половой жизни у тебя еще не было…
И я, не успев осознать, что говорю, парирую:
– Ну, знаешь ли, с твоей, Ребекка, не сравнить. По крайней мере, домой писать не о чем.
Ребекка вынимает сигарету изо рта, кладет руку на край стола и некоторое время молчит.
– Отлично сказано, Джексон. Отлично сказано. – Она одним глотком осушает последний дюйм пива в кружке, морщится и говорит: – Туше, Джексон.
И мы снова сидим молча.
– Я не хотел…
– Не парься, все нормально…
– Я не имел в виду…
– Знаю, что не имел…
Я решаю идти.
– А ты придешь на съемки? – спрашиваю я, надевая пальто.
– Какие съемки?
– «Университетского вызо…»
– Когда?
– Послезавтра.
– Не могу, у меня как раз консультация, так что…
– …на втором этаже на доске объявлений висит список…
– …знаю…
– …так что просто впиши свое имя, если…
– Посмотрим…
– Я очень, очень хочу, чтобы ты приехала…
– Почему?
– Просто хочется тебя увидеть. Может, все-таки приедешь?
– Хорошо. Ладно. Может быть.
На всякий случай я заскакиваю в общежитие к Алисе и оставляю свою открытку ко Дню святого Валентина: сначала моя рука зависает над ее почтовым ящиком, потом я делаю глубокий вдох и отпускаю письмо. Потом я слоняюсь вокруг, делая вид, что читаю объявления на стенах, втайне надеясь, что Алиса вернется. Но мне не хочется напороться на Ребекку второй раз за вечер, поэтому я возвращаюсь домой и прихожу как раз в тот момент, когда Джош прикалывает к моей двери какую-то записку.