Вор и убийца

Куц Сергей

— Ты и вор поклялись! Вы дали клятву следовать за мной, — напомнил Велдон, — а значит подчиняться моему слову!

Я тихо выругался. Мы дали клятву совсем о другом. Я поклялся доставить частицу святого Креста до Ревонтоля. Всего лишь это, но церковник возомнил о большем.

— Если выберемся из этой передряги, — произнес Тейвил, — то я как истинный сын Матери Церкви…

Ржание лошадей прозвучало совсем рядом.

— Как истинный сын Матери Церкви, — повторил Ричард, — я буду внимать каждому вашему слову, святой отец. Однако ныне прошу слушать меня.

Томас Велдон собрался возразить, он снова вперил свой неистовый взгляд в Тейвила и вдруг, совершенно неожиданно для меня отступил от

спора.

— Делайте, что считаете нужным. Но реликвия не должна достаться еретикам! — отец Томас судорожно вцепился за ремень ящичка.

— Благодарю, — Тейвил по-уставному кивнул. — Брендон, ты у двери! Я и Гард к окнам!

Громила Велдона подчинился драгуну беспрекословно. Было до сих пор неясно, является ли он простым наемником или имеет какое-то особое отношение к монахам-инквизиторам. Брендон казался спокойным и сосредоточенным; видать, не в первая его заваруха, и понимает, что выяснение отношений в эту минуту подобно смерти. Да и ту мысль, что Тейвил самовольно возглавил наш небольшой вооруженным отряд из трех человек, он принял как должное. Что говорить, если уверенность, сквозившая в каждом слове и движении Ричарда, заставила подчиниться даже Томаса Велдона. Я также вверил свою судьбу в руки драгуна. Вести в бой должен кто-то один.

Наемник Велдона встал у выхода к сеням, справа от распахнутой двери. Брендон прислонил аркебузу Тейвила к стене, свою взял в руки. Я же занял место у крохотного окошка, выходившего на внутренний двор хутора. У другого замер Ричард, попросив инквизиторов затаится в углах горницы, по правую и левую руку от нас. Отец Криг деланно негодовал, но хватило одного взгляда Велдона, чтобы старик смолк и послушно направился туда, куда указал драгун. Сам отец Томас спокойно прошествовал в угол рядом со мной. Он был чересчур спокоен.

Мое же сердце неистово колотилось, я крепко сжимал пистоли и ждал развязки. Второе пленение имперцами завершится плачевным итогом, уж лучше пасть здесь! Да, я боялся пыток! Но я не трус! Я вор! Я флибустьер!

Я вспоминал Костяной Краб, Конрада Дамана и Вермана, Чекко, Лоиса, Дино… и других. Распалив себя, глянул на Велдона со смесью жалости и сожаления: его удел лишь молитвы, наш — бой.

— Теперь тише, — Тейвил поднес к губам палец, — ни звука!

Оконные проемы, затянутые воловьим пузырем пропускали лишь свет. Ричард сделал кинжалом небольшой разрез, для наблюдения за происходящим во дворе Я поступил также.

В ворота въехали трое рейтар. Имперцы явно навеселе; смеялись и переклинивались на огсбургском наречии, и, считай, без доспехов. Каждый из троицы всадников был облачен в шлем без забрала и кирасу. Наплечники и набедренники сняты.

— Позвольте, — едва слышно произнес Томас Велдон, приблизившись ко мне. Он хотел посмотреть на двор.

Ричард выпучил глаза и махал рукой, чтобы монах оставался на месте, да только инквизитор никак не демонстрировал намерение внять ему. Я пожал плечами и подвинулся к другому краю окна, где проделал новое смотровое отверстие.

Через круп белого жеребца, ступившего в ворота первым, было перекинуто завернутое в холст тело. Женщина или девушка, и скорей всего жива. Когда двое других рейтар покинули седла, один из них довольно хохотнул и хлопнул лапой туда, где должны были быть бедра. Кавалеристы стащили пленницу с коня и бросили ее в снег. Та молчала. Не шевелилась. Возможно, я поспешил, решив, что она еще дышит

— Неужели!.. — с жаром прошептал Велдон.

Я непонимающе уставился на него. Инквизитор неотрывно смотрел в крохотное отверстие в оконном пузыре. Побелевшие от натуги пальцы церковника с силой сжали нательный крест.

Спешившиеся рейтары вскочили на коней и убрались со двора. Третий принялся набивать трубку табаком. Что ли пленницу

сторожит? Рейтар выглядел совершенно расслабленно. Имперец по-хозяйски обвел взором ферму и пустил первое дымное кольцо.

А за предали частокола еще два десятка огсбургских рейтар! Гомон, который они подняли, доносился в дом и без магии. Звякнула сталь, это Ричард наполовину обнажил палаш и тут же вернул его в ножны, снова вытащив из-за пояса пару своих короткоствольных пистолей. На мгновение драгуна пробрала дрожь, но на лице по-прежнему лежала маска уверенности и спокойствия. Я не мог уловить, охватил ли Тейвила азарт или то был вырвавшийся через шкуру страх, какой пронимает любого перед схваткой; где или ты, или тебя.

Я боялся. Черт возьми, двадцать всадников в черных латах в двадцати шагах! Но я буду драться и рвать их глотки! Не ради высоких идеалов, а просто, чтобы завтра жил я, а не они. Кровь и песок! Угораздило ж идти прямо в западню! Я зло покосился на Велдона.

Раздался выстрел. Проклятый пепел! Что там? Рейтар во дворе встрепенулся, но только на мгновение. Снаружи раздался гогот двух десяток луженных кавалерийских глоток, и он вновь вальяжно устроился в седле.

Рейтар не обращал внимания на двор и на избу, в которой мы затаились, что крайне безрассудно в только что оккупирован краю. Он либо безмерно глуп, либо сопротивление окончательно сломлено или попросту не оказывалось с должным упорством. Неспешно пыхая дымными колечками, кавалерист задумчиво ершил гриву своего жеребца. Имперец оживился лишь, когда во двор въехали еще полдюжины всадников. Трое из них были снаряжены весьма основательно. Почти полный рыцарский доспех: шлем с откинутым забралом, двойная кираса, полная защита рук, длинные набедренники с наколенниками и крепкие сапоги, усиленные стальными пластинами. Рейтшверт, кинжалы и несколько пистолей. На боку черного жеребца, ступавшего первым, даже приторочен чехол с аркебузой. Вороная масть жеребца была подстать доспеху наездника. Такие же черные, как и у остальных латы, но щедро и в то же время с тонким вкусом отделанные серебром. Шлем украшен плюмажем. Не иначе как полковой оберст и пара рейтар из штабного эскадрона.

Трое других облачились куда проще: почти также, как первые заехавшие на двор. Всадники чуть расступились, чтобы пропустить за частокол крестьянскую подводу. Просторный двор в один миг стал довольно тесным. Офицер и двое тяжеловооруженных всадников остановили коней у завёрнутой в холст пленницы, почти загородив ее от нашего взора. Неприметная крестьянская телега с худой кобылой в упряжи замерла в шести-семи шагах от крыльца. Возница в высокой мятой шапке, горской куртке и шароварах слез с телеги и, обнажив голову, учтиво поклонился, что вызвало бурный смех имперцев. Громче всех над тщедушным невысоким мужиченком хохотал офицер.

— Та самая телега, — произнес Тейвил, — что на дороге стояла.

Со двора послышался еще один залп гогота. Я посмотрел в миниатюрный разрез. Крестьянин все также ломал шапку, а рейтары продолжали бурно веселиться. Да они все хмельны!

— Гард, — негромко позвал отец Томас, — это Пол Андар. Пол Губошлеп.

Губы инквизитора дрогнули.

— Бог, единый в Пресвятом Духе, волею Твоею и по благодати Твоей доверил Ты рабу своему чадо. Молю Тебя, спаси и сохрани…

Церковник торопливо зашептал молитву о заступничестве и помощи детям. Я с изумлением воззрился на него, решительно отказываясь понимать, что побудило инквизитора произнести столь неуместную в нашей ситуации просьбу к небесам. Велдон молился, опустив глаза к дощатому полу, и я не мог поймать его взгляд, чтобы отыскать в нем объяснение странного поведения церковника. Чертов монах! Я снова клял Томаса Велдона и, наверно, не в последний раз. Слишком часто его мотивы непонятны.